Тайна апостола Иакова
Шрифт:
— Ну да, я же сказала! Или что, ты с ней никогда не спал и не видел ее нагишом? Да ее в таком виде половина Сантьяго видела! Хочешь, я ее раздену с помощью слов, чтобы ты узнал, какая она? Ей достаточно было почуять какую-то выгоду, и она тут же готова была трахаться с кем угодно. Хочешь, чтобы я повторила? В-чем-мать-ро-ди-ла!
Аншос вдруг разозлилась, стала говорить громко, почти срываясь на крик, лицо у нее исказилось и приняло злобное выражение. Однако комиссар спокойствия не утратил. Самым миролюбивым тоном, на какой
— Какую выгоду, например?
— Да какую угодно. Вот в последнее время, например, она шантажировала Томе. Достаточно было, чтобы кто-то мне понравился, чтобы она тут же вцеплялась в него мертвой хваткой.
Андресу Салорио показалось, что все сводится к банальной ревности. В своей практике он уже встречался со случаями, когда сваливали вину на низкий уровень серотонина, но впервые сталкивался с тем, что религия вкупе со страстной и болезненной ревностью могла быть использована в качестве оправдания для серийного убийцы, психопатки, которую он сейчас наблюдал перед собой. Чтобы не задумываться над тем, усложнит это или, напротив, облегчит удовлетворение требований его начальника, он предпочел продолжить допрос.
— Но спать с кем-то еще не значит шантажировать его, — рискнула вставить словечко Арнойа, опередив комиссара.
— А ты вообще молчи, тебя это не касается. Зато это касается тебя, — сказала она, обращаясь к комиссару. — Тебе тоже надо кое-что уладить дома.
— Что именно?
— Ты же полицейский, так проведи дознание; правда, меня к тому времени уже здесь не будет, так что я не смогу тебе ничем помочь.
— Ах не будет?
— Нет.
— Почему?
— А ты что, сам не знаешь? — ответила Аншос, стараясь казаться загадочной.
— А кому ты помогаешь сейчас? — спросил комиссар, желая избежать ответа, который казался ему очевидным.
— Сейчас я помогаю Томе, нечего со мной шутки шутить! Или ты ничего не понял?
— А в чем ты ему помогаешь?
— Разоблачить заговор против него, избавиться от людей, которые хотят со всем покончить.
— Со всем?
— Ну да. Но Бог может многое, Бог всемогущ, всеведущ и совершенен. Дело Божье никогда не завершится.
— А Страшный суд?
— Для Софии он уже наступил, и теперь она горит в аду.
— А как он для нее наступил?
Аншос посмотрела на комиссара в упор. Однако создавалось впечатление, что взгляд у нее какой-то потерянный или словно обращенный внутрь ее собственного существа. Выдержав паузу, она спросила:
— Где моя сумочка?
— Сейчас ее тебе принесут. Зачем она тебе?
— Ты спросил, теперь жди.
Салорио переглянулся с инспектором Арнойей, потом они оба вопросительно посмотрели в сторону зеркала. Сидевшая перед ними женщина была не просто невменяемой, она еще почему-то очень спешила. Ее реакция была совершенно непредсказуемой. Никто не рассчитывал, что она так быстро начнет давать признательные показания.
Может
Когда Андрес это в полной мере осознал, он начал испытывать беспокойство по поводу задержки с сумкой. Он уже готов был встать и сам отправиться за ней, когда открылась дверь и в комнату вошел один из агентов.
— Извините. Дело в том, что она хранилась под замком, а я не мог найти ключ.
— А где кладовщик?
— Пошел перекусить, — ответил агент.
Аншос Вилаведра тут же схватила сумку и вывалила все содержимое на стол. Там было полным-полно всего.
— Так ты хочешь знать, как я это сделала? — спросила она комиссара.
— Да, конечно.
4
Компостела, среда, 5 марта 2008 г., 13:30
Когда Андрес Салорио подтвердил Аншос Вилаведре, что он действительно хочет знать, как она отправила на тот свет Софию Эстейро, та прежде всего повторила то, что уже рассказала несколькими минутами раньше.
Между тем комната, примыкающая к помещению для допросов, постепенно стала заполняться полицейскими, которым не терпелось узнать, что происходит по другую сторону зеркала, по ту сторону реальности. Дело в том, что агент, который принес комиссару сумку, уже успел сообщить своим товарищам о сцене, свидетелем которой ему довелось стать.
Приступая к рассказу, Аншос несколько раз глубоко вздохнула. Потом она еще не раз покорно и удовлетворенно вздыхала, описывая красоту Софии в купальном халате, с обернутым вокруг головы полотенцем, ее нехарактерные для медицинского работника длинные ногти, которые, указывая путь в ванную комнату, рассекали воздух в коридоре.
— Ты ведь не возражаешь, правда? — сказала она Аншос, улыбаясь своей прекрасной улыбкой. — Дело в том, что я делала эпиляцию и хочу ее закончить.
Потом они вошли в ванную комнату. Она выглядела более стерильной, чем операционная в больнице. Все стояло строго на своих местах. Ни одной пылинки. Все блестело и сияло белизной.
София вновь очаровательно улыбнулась ей.
— Я всегда делаю эпиляцию в ванне, так мне не приходится подбирать волосы, когда я заканчиваю. Просто открываю душ, и вода все уносит. Очень удобно, — сказала она, не переставая улыбаться.
Затем она сбросила с себя халат и осталась в чем мать родила. Медленным, кошачьим движением перенесла одну ногу через край джакузи, а затем так же грациозно — другую. Потом улеглась на дно ванны, выставляя напоказ свое роскошное тело во всей его красе.