Тайна асассинов
Шрифт:
Очевидно, что это должно кончиться массированным вторжением израильской армии на территорию «автономии» и сплошной «зачисткой». Кажется, если верить радио, в последние дни она уже началась. При зачистке в «лагере беженцев» Балата (попросту в поселке потомков лиц, перемещенных в ходе войны 1948 г.) арестованы десятки людей, замешанных в убийствах, обнаружены склады оружия, ракет, мин и взрывчатых веществ, десятки поясов со взрывчаткой для потенциальных кандидатов в рай. В Туль-Кареме сдались несколько сот вооруженных террористов. Палестинцы, в доме которых они прятались, забыв опасения, взмолились: «Да, уберите вы, наконец, от нас этого Арафата, чтобы мы могли жить спокойно.».
Означает ли такое вторжение «большую» войну? Об этом трудно судить категорически, но можно оценить примерно.
Для
Единственное правительство, которое сейчас могло бы найти для себя выгодным вмешаться в пользу Арафата, это режим Саддама Хусейна. Вместо того чтобы маяться самим в ожидании нападения США, Ирак мог бы выступить первым в качестве спасителя, готового защитить «палестинских братьев» от «агрессора» и таким образом несколько по-иному расставить акценты в предстоящем общем конфликте. Мощь арабских стран все еще, в основном, потенциальная, психологическая и финансовая, но не военная. Максимум, на что они могут рассчитывать, это неочевидное поражение. Поэтому такая война, если она начнется, будет для мусульманского мира только пробой сил. Но от исхода этой пробы зависит развитие всего цивилизационного конфликта.
Подобная же проба сил произошла в свое время в Европе в конфликте демократических стран с Германией из-за Чехословакии. Вот, что показал на Нюрнбергском процессе начальник Германского генерального штаба ген. Гальдер:
«В 1938 мы решили избавиться от Гитлера. Душой нашего заговора был генерал Бек… Мы составили прокламацию к германскому народу, в которой провозгласили, что фюрер вовлекает Германию в гибельную войну и долг генералов предотвратить это развитие событий. Наше тайное совещание еще продолжалось, когда радио сообщило о приезде Чемберлена к Гитлеру в Мюнхен… Престиж Гитлера после Мюнхенского соглашения настолько вырос, что подходящий случай больше уже не представился…».
Чемберлен, таким образом, думая спасти мир, спас Гитлера… Показания ген. Гальдера дополнил ген. Йодль: «Если бы Даладье и Чемберлен не пошли на компромисс в Мюнхене, мы ни в коем случае не выступили бы с военной силой. Мы просто не смогли бы этого сделать. У нас не было средств прорвать чешскую линию обороны и не было достаточного количества войск на Западе…».
Их обоих удачно дополняет высказывание самого Гитлера: «Наши враги — мелкая сошка. Я понял это в Мюнхене.».
Будущее развитие событий — быть Третьей мировой войне или не быть — зависит от энергии отпора, которую ощутит будущий потенциальный противник. Война в Афганистане безусловно отрезвила многие горячие головы.
Но у нас в Израиле ситуация пока не прояснилась. Поддержка Арафата из Европы и осторожные, уклончивые заявления правительства США все еще оставляют ему надежду на признание его террора законным средством политической борьбы. Половинчатые антитеррористические меры израильского правительства до сих пор только вдохновляли его на продолжение этой войны на истощение. Израильское общество никак не привыкнет к мысли, что противник не собирается считаться с потерями и совершенно равнодушен к жертвам, которые несет его собственный народ. Еще меньше оно готово к пересмотру своих гуманных принципов. Это проблема гуманизма как целого. Он судит о противнике по себе.
Столкновение с негуманистической цивилизацией ставит либерального человека перед неразрешимой проблемой. Соблюдая свои принципы, он находит себя (а, главное, своих близких) на краю гибели. Нарушая свои принципы, он не может отделаться от чувства вины.
Принципы гуманизма недоказуемы, потому что они скроены по мерке человека. Но оказалось, что люди разных цивилизаций имеют об этой мерке разное представление. И наша мерка не универсальная, а европейская. Навязать свои принципы противнику, который не принимает наших (а, может быть, и никаких?) правил игры, мы можем только силой. Об этом, как раз, и напоминает нам Нюрнбергский Процесс над нацистскими преступниками. Не надо льстить себе, называя решения этого Суда справедливыми. Военные преступники
Однако, послегитлеровская Германия обязана своим сегодняшним демократизмом именно такому нарушению юридической правомочности. Также и расцвет Японии произошел благодаря страшному военному разгрому и последующей многолетней оккупации. В общем, и немецкий, и японский народ, как бы их отдельные представители ни расценивали события прошлого, неизмеримо выиграли от того, что подверглись в свое время жестокому насилию.
Не будем себя обманывать — никакого другого пути к демократии у них не было.
Наша конфронтация с Палестинским руководством поставила нас вплотную к краю пропасти не потому что мы слабее их. Не при чем тут и либеральная болтовня, что «партизанскую войну нельзя выиграть военными средствами». Все войны в мире выиграны именно военными средствами.
Но речь идет о нас самих: партизанскую войну нельзя выиграть, оставшись в прежних пределах либеральных принципов. Эту войну нам не удастся выиграть, оставшись в той же очаровательной атмосфере богемной анархии, постоянной грызни «за справедливость», непрекращающейся «борьбы за права», которая когда-то делала израильскую интеллигенцию столь обаятельно беспечной, в сущности фанатически демократичной, нон-конформистской. Живя до сих пор в пределах своих «западных» представлений, мы в Израиле приучили себя к мысли о «войне без ненависти» и «судебной процедуре без ожесточения». И упоенно разоблачали свои прошлые войны, своих генералов и политиков, свою разведку и юриспруденцию в грязных трюках и подменах. Но не бывает «чистой» войны. Как нет и не будет жизни без греха.
Мы тешили себя мыслью, что и посреди войны нам удастся сохранить «человеческое лицо». Однако, это, как раз, и есть бесчеловечность, ибо война и убийство — человеческое дело, которое диктуется страстью, и потому маска ненависти более приличествует им, чем лицемерное бесстрастие. Много прав есть у человека, если верить идеалистам. Но его главное право — право на жизнь — вне прочной государственной структуры не обеспечено.
В Израиле жил писатель Юлий Марголин. Как израильский (палестинский о ту пору) гражданин он 11 лет просидел в Гулаге и был освобожден только в начале 50-х годов. В своей замечательной книжке «В стране 3/К» он описал одно свое столкновение с обитателем этой «страны». Этот человек попытался вырвать у него хлебную пайку. Марголин ударил его кулаком в лицо и свалил под нары. Дальше писатель пишет: «Я понял, что ненавижу этого человека. Я ненавижу его не за то, что он хотел отобрать у меня пайку, а за то, что он вынудил меня, интеллигента с тонким вкусом, читавшего Вольтера и Канта, своим кулаком расквасить человеческое лицо.».
Вот, это приблизительно то, к чему подвела нас конфронтация с арабским миром и о чем нам ежедневно напоминает лицо Ясира Арафата.
Третьей мировой войны пока не будет, но наш мир станет хуже, жестче. И мы станем черствее.
Люди на войне
В обыденной жизни от множества мелких забот и незначительных разговоров мы обалдеваем и теряем ощущение смысла и цели, перестаем различать высокое и низкое, важное и пренебрежимое. Хорошая книжка может встряхнуть и напомнить… Прошло уже много лет с тех пор, как множество людей покинуло СССР. Некоторые из них прижились в Израиле настолько, что способны писать о жизни здесь, о нашей жизни, не о невозвратном прошлом. Такой человек пишет о жизни, которая нас окружает, но в его тексте невольно присутствует сравнение: он знал и другую жизнь, он не может забыть, даже если хочет. Это неявное сравнение наполняет его наблюдения особым смыслом, придает его описаниям оттенок тайного знания. Его внимание невольно выхватывает из беспорядочной картины реальности то, что он менее всего ожидает увидеть. Это хорошая позиция, обостряющая взгляд писателя, дающая творческому слову новые смысловые оттенки. Зря эмигранты жалуются. Впрочем, они жалуются не зря. Они жалуются на то, что вместо чисто словесной работы, к которой они привыкли с детства, им приходится проделывать новую работу по осмыслению незнакомой действительности, труд, от которого они с детства отвыкли.