Тайна безымянного острова
Шрифт:
На это Андре возразил, что во время полярного дня нечего и думать о побеге. Оставалось терпеливо ожидать решения чукчей.
И оно, наконец, наступило.
Группа сильных, высокорослых туземцев вошла в хижину. Они взвалили пленников на плечи и притащили их к огромному шатру, сделанному из жердей, покрытых мехами и шкурами пушных зверей. Перед шатром сидел на каменном седалище вождь, а вокруг него расположились другие старейшины племени.
Пленников развязали и поставили на середину круга. Между тем, старейшины переговаривались между собой. Часто слышалось: «рус… рус…».
— Право, эта обстановка
В эту минуту из шатра вынесли имущество пленников, и среди других предметов ружья и патроны.
— Теперь пора, — прошептал Френкель.
Пленники бросились вперед и схватили, среди общей растерянности, ружья. Двух выстрелов было достаточно, чтобы толпа в беспорядке рассеялась.
— Вперед, к берегу! — загремел голос Андре, и путешественники помчались к лодкам. Но чукчи, издав воинственный клич, быстро оправились от первоначального испуга и бросились со всех сторон к ним. Друзья отстреливались. К сожалению, запас патронов быстро истощился, и через несколько минут закипела рукопашная схватка.
…Когда Андре очнулся через несколько минут, то увидел, что лежит снова на полу избы. Голова у него сильно болела, а глаза заплыли кровью, струившейся из рассеченного в схватке лба. Рядом, в полутьме, он заметил тела двух друзей. Не получая ответа на свой призывы, он подполз к ним и, ощупав, убедился, что они были мертвы. Великий мечтатель и ученый остался одиноким среди не понимавших его туземцев. Ослабевший от потери крови, потрясенный неожиданным горем, Андре вновь лишился чувств…
Чукчи не осудили Андре на смерть. Они оставили его жить с собой на этом уединенном, затерянном в ледяных просторах Полярного моря, острове, и, странное дело, ученый воздухоплаватель переносил невольное заключение лучше, чем можно было предполагать. Для его пытливого ума открылся новый обширный мир, полный научной ценности и своеобразной красоты. Вулкан, его гейзеры, пещеры, полные каменного угля, раскопки, раскрывавшие ему геологическое прошлое страны, — все это занимало и восторгало ученого.
В глубине пещер Андре поразило обилие остатков мамонта, которые, очевидно, жили здесь до той поры, пока все растущее обледенение не сковало навеки этого острова.
Сколько научных загадок истории земли разрешил этот неутомимый исследователь, блуждая по скалам и льдам острова!
Мало-по-малу он изучил чукотский язык и сблизился с первобытными обитателями острова. Андре понял, что они не раз сообщались с материком и поддерживали сношения с чукчами Восточной Сибири. Слово «русс», которым, они обменивались между собой, было у них обозначением всякого европейца-колонизатора. Исстари жило среди этих вольнолюбивых детей природы предание, что однажды появятся «руссы», которые завоюют их остров, перебьют моржей и тюленей и выловят песцов. От нашествия этих хищников чукчи ревниво оберегали свою свободу, и по их глухим намекам Андре понял, что не раз заброшенные игрой случая китоловы умирали под ударами чукотских ножей. Таков был суровый закон этой страны: всякий незваный гость, дерзнувший ступить на ее берег, обрекался на гибель.
Зато немногочисленное туземное население жило хорошо: тюленей, моржей, котиков и песцов было столько, как нигде в другом месте. Притом жители строго охраняли особые заповедники, где зверье могло свободно размножаться, не боясь человека. Наибольший из этих заповедников был расположен вблизи огромного гейзера на северо-восточном берегу острова, где как раз и опустился Андре со своими спутниками. Лишь раз в год, весной, сюда отправлялась делегация старейшин чукотского племени, которая совершала у гейзера религиозное жертвоприношение. Разрешение же на охоту в этом заповеднике давалось только в случае особой нужды.
Андре быстро заметил главный недостаток снаряжения чукчей — отсутствие железного оружия, которое заменялось каменным. Только у наиболее выдающихся вождей были железные и стальные ножи и топоры — видимо, привезенные с материка или снятые с остатков погибшего китоловного судна. У Андре возникло намерение помочь им, создав производство железа.
Он начал искать в пещерах у вулкана и на прибрежных скалах следов металлических руд. Результаты этих поисков оказались удачными. Целые скалы острова состояли из магнитного железняка, в других местах залегал оловянный камень, но наиболее взволновала и поразила ученого шведа малахитовая пещера. С каким жадным удивлением глядел Андре на куски прекрасного зеленого камня, которые он рассматривал при дневном свете, возвратившись из продолжительной экскурсии по пещерам.
Добывание железа показалось ему более трудным, и он решил повести чукчей тем же путем, по которому шли все народи мира: из каменного века, в котором они жили до сих пор, они должны были перейти в бронзовый.
Спустившись следующий раз в пещеру и захватив обильный запас факелов из тюленьего жира, Андре с удивлением увидал, что своды огромной пещеры целиком состоят из малахита, запасов которого должно было хватить на десятки, даже на сотни лет. С помощью двух рослых чукчей, с которыми Андре сблизился с первых дней пребывания на острове, ученый устроил здесь первую плавильную печь.
Какую радость испытал бывший профессор физики Стокгольмского университета, когда ему удалось выковать, наконец, первый бронзовый нож, а затем топор! Особенно давало себя знать при этой работе отсутствие клещей, которыми нужно было поддерживать раскаленный кусок металла. С большим трудом удалось заменить их подобием плоскогубцев из мамонтовых бивней, проложенных внутри металлическими пластинками из черенков ножа. Орудуя этим примитивным инструментом, Андре выковал самодельные бронзовые клещи, а затем вылил в форме массивную бронзовую наковальню. Теперь дело пошло живо на лад, и в непродолжительном времени целый ряд орудий и оружия вышел из мастерской Андре.
Его слава, как искусного мастера, а затем как врача и сведущего человека, вскоре распространилась среди туземцев. Все наперерыв спешили снабжать его пищей, шкурами, платьем, заботились об убранстве его хижины.
Но сердце великого исследователя было неспокойно: чем больше он обогащался опытом и знанием, тем мучительнее тянуло его на родину, тем сильнее хотелось ему рассказать всему свету о своих удивительных открытиях, о богатствах, лежавших на этой уединенной земле с ее первобытным населением, стоявшим еще на грани каменного века.