Тайна бильярдного шара. До и после Шерлока Холмса [сборник]
Шрифт:
— Вы говорите так, словно хорошо разбираетесь в подобных вещах, — заметил я.
— Да, сэр, — ответил он, — в былые времена немногие в Англии
разбирались в этом лучше меня до того, как я сменил род занятий. Но это все в прошлом. Сменили род занятий? — заинтересовался я.
— Именно так. И имя с фамилией тоже сменил.
— Вот как? — изумился я.
— Да. Понимаете, когда человек прозревает, он хочет начать все с нуля, так сказать, с чистого листа. Тогда перед ним открыты все пути.
Наступила короткая пауза, и мне показалось, что я невольно затронул деликатную сферу, касающуюся прошлого моего попутчика; он же не стал более распространяться
— Нет-нет, благодарю вас, — отказался он, — курить я тоже бросил. Вот это было труднее всего. Однако мне нравится запах табачного дыма. Скажите, — спросил он вдруг, сверля меня пронзительным взглядом своих серых глаз, — почему вы так меня внимательно рассматривали, прежде чем заговорить?
— Это моя профессиональная привычка, — ответил я. — Я ведь врач, а в нашем деле тщательный осмотр — это все. Я и не подозревал, что вы это заметили.
— Я подметил это, даже не глядя на вас, — произнес он с неким оттенком гордости. — Я сначала подумал, что вы сыщик, но потом не смог припомнить вашего лица, потому что в свое время я знал их всех наперечет.
— Так, значит, вы были сыщиком? — удивленно спросил я.
— Да нет же! — рассмеялся он. — Скорее наоборот — тем, кого ищут. Теперь все старые счеты по нулям, с законом у меня все чисто, так что мне даже приятно поведать такому джентльмену, как вы, каким негодяем я был в свое время.
— Ну, все мы в какой-то мере грешны, — философски заметил я.
— О нет, я-то был настоящим мерзавцем. Начал с малого, с мошенничества, а потом сделался взломщиком. Сейчас об этом легко говорить, поскольку я полностью переменился. У меня такое чувство, что я рассказываю о каком-то другом человеке.
— Именно так, — согласился я.
Будучи врачом, я никогда не боялся общения с представителями преступного мира, как это свойственно довольно многим людям. Я всегда с достаточной долей снисходительности принимал во внимание врожденную склонность к правонарушениям, а также влияние жизненных обстоятельств. Поэтому компания этого бывшего жулика не вызвала у меня презрения, и, сидя и попыхивая сигарой, я не без удовольствия заметил, что мой неподдельный интерес потихоньку начал развязывать ему язык.
— Да, теперь я совсем другой человек, — продолжал он, — и, разумеется, куда более счастливый. И все же, — ностальгически добавил он, — временами я тоскую по своей прежней «профессии» и вновь представляю, как темной ночью иду по пустынной улице с фомкой в кармане. В своем ремесле я снискал себе определенную известность и даже имя, сэр. Я из тех, кого называют «старой школой». Очень редко случалось, чтобы мы провалили дельце. В мои времена мы начинали с самого низа, постепенно поднимаясь наверх, своими успешными делами зарабатывая себе уважение, так что нас вполне можно назвать настоящими профессионалами.
— Понимаю, — отозвался я.
— Я всегда считался работящим и скрупулезным парнем, к тому же не лишенным таланта — словом, одним из самых умных. Начал я по замочному делу, затем перешел на двери и косяки, а потом развивал необходимую ловкость рук и, наконец, сделался карманником. Помню, когда как-то раз я ездил домой в провинцию, так мой престарелый папаша все удивлялся, что это я вьюсь вокруг него. Он и представить себе не мог, что я по десять раз на дню сперва опустошал его карманы, а потом клал все обратно, стараясь таким образом не потерять сноровку. Он до сих пор верит, что я работаю в одной из контор в Сити. Смею заметить, что весьма немногие могли тогда превзойти меня в этом ремесле.
— Полагаю, все зависит от практики и тренировки? — заметил я.
— В очень большой мере. И все же, если человек когда-то этим занимался, он до конца жизни не утрачивает наработанных навыков. Прошу прощения, вы уронили пепел на пиджак, — вдруг сказал он, легонько помахав рукой у моей груди, словно стряхивая его. — Вот, — заявил он, протягивая мне мою золотую булавку для галстука, — вы сами убедились, что я не забыл своих старых приемчиков.
Он проделал все это так быстро, что я едва заметил, как его рука скользнула по моему туловищу, и уж подавно не почувствовал, как он коснулся меня. И тем не менее булавка сверкала в его пальцах.
— Потрясающе! — восхитился я, водворяя ее на место.
— О, это так, безделица! Мне довелось участвовать в действительно крупных делах. Я был в той банде, что вскрыла сейф новейшей конструкции. Вы, наверное, помните это дело. Сейф расхваливали как неприступный не то что на практике, а даже в теории, однако нам удалось взломать самый первый из всей серии примерно через неделю после его появления. Мы проделали это с помощью специально изготовленных клиньев, сэр. Первый из них смастерили таким маленьким, что его едва можно было разглядеть даже при свете, а последний закалили так, что мы смогли открыть дверцу. Мы все продумали до мелочей.
— Да, припоминаю, — согласился я. — Однако же кого-то все-таки осудили, ведь так?
— Да, один из наших попался. Но он не раскололся, не дал шпикам ни единой зацепочки, как мы это провернули. Это вполне могло стоить ему жизни. Возможно, я вас утомил своими рассказами о давних преступных деяниях?
— Напротив, — возразил я. — Мне чрезвычайно интересно.
— Приятно видеть перед собой слушателя, которому можно доверять. Для меня это своего рода разрядка, ну, вы понимаете. Когда я нахожусь среди своих новых знакомых, занимающих весьма высокое положение в обществе, мне и подумать страшно, чем я занимался раньше. Ну-с, а сейчас я расскажу вам еще об одном своем дельце. Даже теперь о нем без смеха не вспомнишь.
Я раскурил еще одну сигару, устроился поудобнее и принялся слушать.
— Случилось это в мои юные годы, — начал он. — Был тогда в Сити один большой воротила, о котором ходили слухи, что у него есть очень ценные и дорогие золотые часы. Я следил за ним несколько дней, прежде чем мне представился подходящий случай, и уж будьте покойны, я его не упустил. В тот день, вернувшись домой, он с удивлением и яростью обнаружил, что его кармашек для часов пуст. Я скрылся со своей добычей, припрятал ее в надежном месте, чтобы на следующий день переплавить. Однако случилось так, что эти часы представляли для их владельца какую-то особенную ценность, вроде фамильной реликвии. Их подарили его отцу на день совершеннолетия или что-то в этом роде. Я помню, что на задней крышке была длинная надпись. Он предпринял все усилия, чтобы вернуть их, и поэтому подал в вечерней газете объявление, обещая нашедшему тридцать фунтов вознаграждения и никаких неловких вопросов. В конце стоял его адрес — Кэролайн-сквер, дом 31. Мне это показалось подходящим, так что я отправился по указанному адресу, оставив сверток с часами в одном из соседних пабов. Когда я туда прибыл, джентльмен ужинал, но он бросил все, когда узнал, что его хочет видеть некий молодой человек. По-моему, он догадывался, кем окажется сей юноша. Этот добродушный старичок сразу же проводил меня в кабинет.