Тайна Богов
Шрифт:
Когда мальчикам баруйа исполняется восемь лет, их отбирают у матерей и уводят далеко в горы. Там они живут в замкнутом мужском мире и проходят посвящения в магические и сексуальные обряды. Когда им исполняется шестнадцать, они могут спуститься с гор и создать семью.
Мужчина баруйя вступает в половые отношения с женщиной. Во время беременности женщина баруйя должна иметь как можно больше сексуальных партнеров помимо мужа, чтобы сперма других мужчин сделала будущего ребенка крепче и сильнее.
Материнское молоко у этого племени считается разновидностью спермы,
Женщины баруйя не могут быть собственниками земли и участвовать в религиозных обрядах. Это самое патриархальное общество из всех известных на сегодняшний день.
Изучая баруйя, Морис Годелье пришел к выводу, что развитие общества зависит не от эконо- мики, как до сих пор считали большинство этнологов, а от древнейших мифов, свойственных обществу на ранних этапах развития. Баруйя решили, что сперма – источник всего на свете, и выстроили свои социальные отношения вокруг этого мифа.
Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания (по материалам из тома III)
61. ОЛИМПИЯ В ОГНЕ
Черные столбы дыма поднимаются к небу. Обрушиваются стены зданий. Улицы завалены обугленными скорчившимися телами. Издали доносятся крики. Пахнет гнилью. В воздухе стоит пыль. Тучи мух и вороны кружат над трупами. Олимпию невозможно узнать.
Из окна дворца Афродиты, обращенного на восток, я не видел того, что творится в западной части города. Только выйдя на улицу, я вижу масштаб разрушений.
Город разгромлен.
Место, где чистые души учились совершенству, стало полем битвы, где разъяренные химеры сражаются с разгневанными богами. После гибели Афины в этом мире не осталось справедливости. Все дерутся просто ради драки, чтобы выплеснуть гнев, причины которого никто не помнит.
Воздушные бои прекратились, сражение переместилось к воротам у Елисейских Полей.
Мы с Афродитой и Эдмондом Уэллсом издали наблюдаем за происходящим. Войска лояльных выстроили заграждение из мешков с песком у Восточных ворот. Вооружившись луками, хариты, оры, сатиры и титаны, циклопы и кентавры пытаются остановить натиск тех, кого еще недавно считали своими соплеменниками.
Дионис, Гермес, Аполлон, Артемида. Деметра, Геракл возглавляют армию лояльных. Посейдон, Арес, Хронос, Гефест, Атлант, Гермафродит, Прометей, Сизиф командуют войсками мятежников. Боги-преподаватели мечут молнии.
Афродита велит мне пригнуться, спрятаться за пригорком. Я слышу стук копыт. Это отряд кентавров-мятежников скачет сражаться с лояльными кентаврами.
Они все в мыле, свирепо храпят, фыркают, пытаются повалить противника, чтобы потом добить копытами. В небе сражаются херувимы, крошечные ангелочки с крыльями бабочки. Они тоже дерутся и падают на землю с разорванными крыльями.
Драконы мечутся в облаках, изрыгая пламя. Все это похоже на картины ада, описанного Данте. Эти мифические существа превратились в олицетворенную ненависть.
Сражение приостанавливается. Передышка. Мы втроем осторожно пробираемся к выходу из города. Вдруг появляются несколько кентавров. Они осыпают нас стрелами. Мы едва успеваем спрятаться за полуразрушенной стеной. Одна стрела попадает в рюкзак Уэллса, где лежит шкатулка с Землей-18.
Кентавры скачут к нам. Я спасся только потому, что успел стремительно выхватить анкх. Одним выстрелом я убиваю пятерых, Афродита довершает мою работу.
Вытащив стрелу, вонзившуюся в шкатулку, я прошу отдать мне «Землю-18». Я хочу сам нести сферу, внутри которой находятся Дельфина и мой будущий ребенок.
Мы идем дальше на запад и видим оставленное поле битвы. Кентавры, сраженные стрелами, лежат рядом с херувимами, лишившимися крыльев и обугленными драконами.
Дальше находится лагерь лояльных, окруженный наспех возведенными баррикадами из камней, мешков с песком и опрокинутых повозок. На кое-как сколоченных вышках дежурят часовые. Мятежники построили себе точно такой же лагерь и тоже выставили часовых.
Несколько грифонов кружат в небе, высматривая неприятеля.
– Слишком жарко, поэтому они остановили сражение, – объясняет Афродита. – Но как только посвежеет, мятежники снова ринутся в атаку, чтобы прорваться на Елисейские Поля.
– Это не наша война, – говорит Уэллс, – у нас есть дела поважнее, чем драться, чтобы выяснить, кто сильнее. Ты согласен, Мишель?
Мы выходим из Олимпии через тайный ход, который нам указывает Афродита. Мы попадаем в синий лес, в котором снова натыкаемся на трупы кентавров и сатиров, погибших в жестоких боях, которые шли тут несколько дней назад.
По реке плывут трупы сирен. От воды тянет отвратительным запахом.
Так те, кто считал себя бессмертным, узнают, что такое смерть. В ней нет ничего таинственного. Смерть – это окоченевшее тело, неподвижность, гниющая плоть, на которую слетаются мухи и стервятники.
Мы зажимаем себе носы полами тог. Разлагающиеся сирены невыносимо воняют. Выше по реке две сирены все еще сражаются. Они молотят друг друга кулаками, дерутся хвостами, покрытыми чешуей, кусаются. Пряди их мокрых волос рассекают воздух, как плетки. Они скрываются под водой, снова выныривают, вздымая фонтаны пены.
Мы поспешно проходим сквозь водную завесу, которую мне когда-то показал белый кролик, и оказываемся на другом берегу.
Черный лес. Вот мы и там, где уже сражались с трехголовой химерой, но теперь она лежит на земле, сраженная сотнями стрел. Она вся покрыта толстым слоем копошащихся насекомых.
Афродита уверенно ведет нас. Мы идем через поле, заросшее маками. Я когда-то очень любил красный цвет, но теперь поле напоминает мне озеро крови. Я бегом поднимаюсь к невысоким строениям на холме. Это дворцы девяти муз и еще двух, которые недавно к ним присоединились – Мэрилин Монро и Фредди Мейера. Все храмы разрушены. В храме Мэрилин я вижу разбитый кинопроектор. Эдмонд Уэллс поднимает с пола толстую красную тетрадь, которая принадлежала Фредди. На ней написано: «Собрание шуток, которые помогут выжить в этом мире, пока мы не попадем в лучший».