Тайна бумажных бабочек
Шрифт:
Себастьян открыл шкаф и задумчиво перебрал несколько бутылок, в итоге остановив свой выбор на коллекционном розовом вине из далёкой Османии, которое презентовал ему Хью, разжившийся целым ящиком этого восхитительного напитка.
Герцог старался даже не думать о том, что будет, если, боги сохрани, кто-нибудь проведает о ночном визите королевы в его покои. За свою репутацию он совершенно не опасался, так как, во-первых, нельзя разрушить то, чего нет, а во-вторых, он мужчина, и в подобной ситуации ему достанутся только понимающие смешки и подмигивания. А вот Марион может себя погубить, ибо королева должна быть безупречна, и она
Он стоял спиной и не видел, с какой безнадёжной тоской смотрела на него королева, в очередной раз убедившаяся, что её чувства не только безответны, но даже не замечены. Боль привычной иголкой вонзилась в женское сердце,и Марион кинула быстрый взгляд на перстень, в котором под рубином прятались несколько крупинок зелья, добытого ею через доверенную и многократно доказавшую свою абсолютную преданность личную горничную.
Герцог разлил вино по высоким бокалам и протянул один королеве. Она с благодарностью приняла вино, отпила глоток и вдруг зябко повела плечами.
– У тебя открыто окно? Откуда-то вдруг потянуло таким холодом…
– Сейчас посмотрю, – слегка удивлённо ответил герцог, не ощущавший никакого сквозняка, наоборот, ему казалось, что в комнате слегка душновато. Тем не менее, он встал, подошёл к окну, убедился, что оно крепко заперто, и вернулся к королеве.
– Тебе показалось, Марион, – улыбнулся герцог, усаживаясь во второе кресло и всем своим видом демонстрируя желание выслушать уже наконец-то причину столь странного визита. Ну не выпить же на ночь глядя она пришла, в самом-то деле…
– Наверное, – отчего-то дрогнувшим голосом ответила королева, с замиранием сердца следившая, как Себастьян делает несколько глотков из своего бокала, в котором пару секунд назад бесследно растворилась незаметная белая крупинка.
– Так чем же я могу быть тебе полезен? – Себастьян мечтал только об одном: чтобы Марион уже сказала, что ей от него нужно, и он мог, выпроводив гостью, наконец-то лечь спать.
– Меня беспокоит Филипп, – проговорила Марион, умоляюще глядя на герцога, – мальчик чувствует себя виноватым в исчезновении девушек, хотя он совершенно не причастен к этому! Я очень боюсь, что он совершит какой-нибудь необдуманный поступок, понимаешь?
Герцог хотел ответить, что для того, чтобы совершить необдуманный поступок, нужно уметь в принципе думать, а Филипп этим ценным качеством не обладает. Но сдержался и, изобразив вежливый интерес, спросил, есть ли какие-то симптомы, вызывающие беспокойство её величества.
Королева, странно улыбаясь, смотрела Себастьяну в глаза, и герцог с каким-то заторможенным удивлением почувствовал, как уплывает, тонет в этих шоколадно-карих омутах. Все мысли плавились и растворялись в разгорающемся в крови чувственном пожаре, сметающем на своём пути все доводы рассудка.
Он не помнил, как очутился возле кровати, а под пальцами вдруг оказалась нежная шёлковая кожа, как он упал на вышитые простыни и провалился в жаркую воронку, затянувшую его всего, без остатка, как чувственное безумие поглотило его целиком.
Оставив герцога спящим на смятых простынях в разгромленной постели, королева медленно потянулась и встала с кровати. Тело сладко ломило после стальных объятий, но рассудок уже возвращался, и женщина, глядя на распростёртого на кровати герцога, понимала, что это был первый и последний раз: Себастьян её не простит. Он не будет помнить подробностей, но не сможет не понять главного. Но она достигла своей цели. Думая об этом, королева положила руку на живот и кинула в бокал крупинку совершенно иного зелья. Если её замысел удастся, эта ночь принесёт свои плоды, и, если уж ей не суждено получить самого Себастьяна, у неё будет хотя бы его ребёнок. Марион подошла к кровати, присела на краешек и, протянув руку, нежно провела ладонью по растрёпанной темноволосой голове.
Себастьян…её единственная любовь, тайная и безответная…тщательно скрываемая ото всех уже четверть века. Да, она королева, её место рядом с Чарльзом, но сердце Марион отдано другому с того самого дня, когда она впервые увидела кузена своего тогда ещё жениха. Сейчас ей чуть за сорок, её женский век близится к закату, и именно поэтому королева решилась на столь отчаянный шаг.
Разоблачения она не боялась: внешне Чарльз и Себастьян были во многом похожи, а людям вполне достаточно общего сходства. Артефакт, подтверждающий чистоту королевской крови, сработает правильно, так как Себастьян – достаточно близкий королевский родственник. И никто никогда не узнает её тайну, особенно сам герцог.
Тихо коснувшись невесомым поцелуем губ спящего, королева накинула обнаружившийся за креслом пеньюар, потуже затянула поясок и бесшумно вышла из покоев герцога.
Сознание возвращалось постепенно, принося с тобой совершенно невыносимую тупую боль, от которой, казалось, сейчас просто лопнет голова. Себастьян застонал и попытался открыть глаза, но попытка успехом не увенчалась, и герцог судорожно попытался вспомнить, чем закончился вчерашний вечер. Судя по состоянию, вариантов было немного: он либо напился до стадии полной невменяемости, либо знатно с кем-то подрался. Никаких иных причин для столь отвратительного самочувствия Себастьян не видел. Но как можно напиться или подраться и ничего об этом не помнить? Так не бывает…
Не делая больше опрометчивых попыток открыть глаза, герцог решил двигаться к ответу постепенно и постарался припомнить, что было после того, как он пришёл к себе. Сквозь туман и боль неуверенно пробралось воспоминание о том, что к нему, кажется, приходила королева, но Себастьян категорически не мог вспомнить, зачем она явилась и когда ушла.
В дверь негромко постучали, и голова отозвалась таким яростным взрывом боли, что герцог не удержался и застонал. Видимо, стоящий за дверью визитёр что-то расслышал, так как раздались шаги, показавшиеся Себастьяну гулкими ударами огромного колокола, и затем на его пылающий лоб опустилась восхитительно прохладная ладонь. Боль медленно, но верно стала отступать и через пару минут исчезла окончательно, оставив после себя только жажду и невероятную слабость.
Себастьян аккуратно, всё ещё боясь очередного взрыва боли, открыл глаза и обнаружил сидящего на краешке кровати Хьюберта, который смотрел на него с неприкрытой тревогой.
– Мы с Чарльзом и Филиппом ждали тебя в библиотеке, – негромко сказал Хью, и герцог удивлённо посмотрел на старого друга, – но ты не пришёл, и я решил проверить, что произошло.
– В библиотеке? Зачем? – с недоумением уточнил Себастьян, и выражение глаз Хьюберта стало ещё более обеспокоенным, – мы о чём-то договаривались?