Тайна Черного дома
Шрифт:
Лука постоял рядом с деревом. Это был вяз. И он знал, хорошо помнил, как пахла его кора. Но сейчас он ничего не чувствовал, обоняние было настроено на другое.
«Прости, дерево, — вздохнул Лука, — прости меня, я не могу отключиться, чтобы услышать твой запах. Я должен искать!»
Он долго бродил по ущельям среди бетонных громадин. Натыкался на обрубки улиц. Чешихи не осталось. Не осталось и ее кладов! Пора было возвращаться домой.
По уютному когда-то, выделяющемуся своими деревянными особняками, а ныне изуродованному, измызганному Госпитальному переулку он вышел к Яузе. Как и все теперь, она олицетворяла
Ему оставалось только найти аптеку. Купить снотворного и выпить, отключиться перед домом. А как же Наталья? Ему ведь придется выпить лекарство и просидеть несколько часов где-нибудь в сквере. Если только его не заберут, перепутав с пьяницей.
Здесь, ближе к реке, некоторые улицы сохранились лучше. И дома были те же, только одряхлевшие, без ремонта. Но декорации, разумеется, и здесь сменились из-за множества всяческих магазинов, лавчонок, палаток.
В одной из палаток играла музыка, на крыше мигали огни, хотя на улице был солнечный день. «Безвкусица!» — мрачно подумал Лука и ошибся. Это была не безвкусица, а кич. Над палаткой, в унисон дикой псевдонегритянской музыке, в масть разноцветным, прыгающим и никчемным на солнце огням была и вывеска: «Дешево и сердито — подходи, дорогой!»
«Неужели и я попадусь на эту рекламу!» — думал Лука, а сам уже шел к ларьку. Желудок напомнил ему, что он еще не завтракал, хотя время перевалило уже за обеденное. Он понимал, что ничего не сможет проглотить, пока включен прибор, но продолжал идти. И вскоре услышал запах! Но не пищи, а металла. Вожделенный, так необходимый ему запах! Именно от этой палатки.
Он остановился прямо перед витриной и стал принюхиваться. Вид у него, наверное, был довольно странный.
— Какие проблемы, командир? — Из палатки высунулся парень лет двадцати, с обесцвеченными вихрами, в кожанке. Он считал, как видно, что вправе знать, чего этот мэн принюхивается здесь, водит носом. А Лука и вправду вел себя странно. Шагнул в сторону, наклонился, переступил с ноги на ногу. Наконец он определил, что золотисто-янтарный запах шел от земли, из-под палатки. И это сразу обрадовало его. Если бы запах шел из самой палатки, то вечером бы, понято, он перекочевал в другое место. А этот глубоко и он дождется Луку!
— Так в чем дело, мастер?
— Ассортимент у вас слабый, вот что! — повеселев, ляпнул Лука первое, что пришло ему в голову.
— А что, есть предложения? Если есть хорошие предложения, будет нормальный спрос!
— Это твоя… палатка?
— Совладелец! — гордо ответил парень. — А что?
«Вот, значит, кого придется разорять, — подумал Лука. — А что делать?»
Ни о чем не подозревающий «новый русский» какое-то время глядел вслед Луке, пока тот не свернул к аптеке. «Правильно, — одобрительно подумал он напоследок, — туда тебе самая дорога…»
Неподалеку от аптеки был кинотеатр. Лука купил билет, выпил со стаканом разбавленной фанты таблетки и через несколько минут «выключил себя». Он знал, что дурнота, истерика не успеют прихватить его, и тихо сел на самый задний ряд зала. И знал, что еще успеет немного подумать — на самом краешке сна. Он уже засыпал, когда услышал у себя в голове слова: «А знаешь, почему тебе удалось это открытие?» «Почему?» «Потому что бодливой корове Бог рогов бы не дал!» «Не понял…» «Потому что ты не жадный. Вот он и разрешил тебе клады открывать…» «Надо же, — успел подумать Лука, — оказывается, мне предназначение!»
— Сынок, сынок, просыпайся! Тебе не пора домой?
Лука посмотрел на часы. Ничего себе! Уже около восьми вечера. Старушка-билетер подождала, пока он протиснется между рядами к двери.
Зато он был свеж и никакие страхи не мучали его. Выбравшись на улицу, Лука глубоко вдохнул вечерний, с легкой прохладцей воздух.
Дома, в квартире Никифорова то есть, его встретили как подгулявшего бражника. Особенно Наталья, которая взяла на себя роль несчастной страстотерпицы.
— Ребята! Ну не мог я раньше, честно!
Наталья демонстративно повернулась на каблуках и пошла прочь. Но не из дому, а наоборот — в глубину его, в самую сердцевину, на кухню. Наталья хотела сцены. Но расставаться с этим (ух, зла не хватает!), расставаться с этим Лукой она не хотела. Господи, как женщина легко принимает роль жены! Лука же по неопытности радовался. «Дурачок ты!» — думал Никифоров, невольно включаясь в их игру, хотя лучше других понимал, что сейчас не до игрушек.
— Наталочка! — Лука тоже двинулся на кухню.
— Погоди, друг! — Никифоров крепко взял его за локоть. — Сперва со мной. Она никуда не денется.
— Будто ты денешься! — улыбнулся Лука.
Шутки в сторону! Пойдем-ка… — И он повел Луку в комнату, где они провели с Натальей ночь. У Луки аж голова закружилась, едва он вспомнил, как все было.
Нинель между тем двинула на кухню, одарив мужиков соответствующим взглядом. А Наталья, бедная, даже не могла сказать обычное женское: «Как я с ним намучилась, Нель! Ну почему у всех люди как люди, а у меня…» Не имела она такого права и счастья говорить эти банальнейшие слова. И поэтому просто плакала. Рыдала от счастья, что Лука все-таки пришел. И от обиды: как посмел бросить ее в такой день — почти невесту… или жену. И еще оттого плакала, что просто не знала, придумать не могла, как ей по-другому себя вести.
— Ведь я, кажется, просил!.. — начал Никифоров сурово, глядя Луке в глаза.
— Да не мог я раньше! Так получилось…
— Сказано было: не выходить! Где ты был? «Я должен на что-то решиться, — судорожно думал Лука. — Или уйти отсюда!» Уйти он не мог — хотя бы из-за того, что некуда. А себе он сказал: «Хотя бы из-за Натальи…»
Он сел на кровать, и она так знакомо, так по-родственному скрипнула. Лука поднялся и снова сел.
— Погоди, Николай Петрович! Дай сперва с Натальей улажу…
— Слушай, брось ты эту хреновину в конце-то концов. Где ты был?
— Нет… — Лука, мотнув головой, вскочил с кровати. — Мой ответ тебе ничего не даст. Прежде я должен рассказать тебе о другом. Дай мне какую-нибудь золотую вещь…
Никифоров окинул его достаточно откровенным взглядом.
— Не украду, не бойся! Найди какую-нибудь золотую безделушку и, пока я выйду из комнаты, спрячь так, чтобы ни одна собака не нашла. А я найду…
Он говорил много, потому что волновался. Ведь сейчас надо было открывать секрет, тайну всей его жизни! С другой стороны, если бы не этот странноватый Никифоров, его бы вообще не было в живых.