Тайна чёрного кинжала
Шрифт:
— Командир, что мне там делать, у меня мочку уха слегка зацепило, — Колпащиков не торопился садиться на борт.
— Так, переводчик, давай в вертушку, тебе своё место борттехник уступил, как король между лётчиками полетишь.
Нехотя Костя запрыгнул в вертолёт.
— Ахметшин, теперь ты!
— Нет, командир.
— Тебе в госпиталь надо! В Кандагар.
Но ни уговоры, ни приказы ротного и командира батальона не смогли заставить Ахметшина полететь.
— Нет! У нас в санчасти, полечусь, — Ильдар и сам не мог объяснить, почему имея сквозное ранение ноги его трясло от одной мысли, что нужно сесть в вертолёт. Никогда и ничего он не боялся, а сейчас категорически отказался лететь.
Вертолёт начал набирать необходимую высоту и скорость, и вдруг…
Резко потеряв высоту, вертушка накренилась на бок и вращающимися лопастями зацепила за вершину песчаного холма. От сильного удара машина перевернулась и, съехав
Все, кто был рядом, бросились в упавшему Ми-8. И даже опасность взрыва не испугала тех, кто бежал к месту катастрофы.
По ходу движения вертолёта лежали дымящиеся тела…
В момент удара о землю пилотов и Костю выбросило из кабины через лобовое стекло. Они погибли мгновенно…
Из салона удалось спасти двоих раненных: старшего лейтенанта Польских и рядового Булыгу и … борттехника, который уступил место переводчику.
Жизнь. Смерть. Они идут рядом. И никому не дано знать, что нас ждёт впереди. И не зря наши предки верили, что наши жизни уже прописаны в Книге Судеб…
Выживших погрузили в следующий вертолёт, направившийся в Кандагар.
Сердце старшего лейтенанта Валеры Польских не выдержало и остановилось, когда вертолёт уже заходил на посадку рядом с военным госпиталем…
Глава 3
Осень 1986 года, ВКИМО
Костя? — Костя!!! Живой! — я обнял своего друга и начал тискать в объятиях. — Юра, ты что? У тебя солнечный удар? — Костя смотрел на меня в недоумении, не понимая причин моего восторга, а я постепенно начал осознавать абсурдность ситуации. Погибший много лет назад Костя стоит передо мной живой и здоровый, на нем курсантская форма, впрочем, как и на мне…В моём теле легкость движений и полное ощущение здоровья и силы. Я глянул вниз и не увидел своего небольшого пуза, с которым в последние годы сжился. Что-то произошло, и это что-то вернуло меня на 37 лет назад, в мое молодое и здоровое тело. С детства любил читать книги о приключениях и фантастике, наверное, именно это позволило мне мгновенно сориентироваться и поверить — я переместился во времени и пространстве… — Блин, что-то я себя действительно неважно чувствую, — отпустил я Костю. — Какой-то ты бледный, — рядом стоял еще один мой друг, черноволосый, худощавый, подвижный как ртуть, Александр Гуревич, — ты бы присел. — Что случилось, курсанты? — а вот и наш курсовой офицер, старший лейтенант, по прозвищу ПТУР(противотанковая управляемая ракета). — Соколову плохо стало, товарищ старший лейтенант, — Костя шагнул вперед, — наверное, солнечный удар, разрешите, я его в санчасть отведу? Пока мы шли в санчасть, я старался глубже дышать, осматриваясь по сторонам и видя свой военный институт таким, каким он был в годы моей учебы. Почему был??? Есть. Именно здесь и сейчас. И я здесь, а не там, в 21-м веке. Сознание помутилось, я почувствовал тошноту и к горлу подкатил комок. Этого не должно быть, но это есть. Пора осознать и принять это как данность.
Я лежу в своей курсантской кровати. Мои однокурсники уже спят, провалившись в сон после тяжелого дня учебы и физических тренировок… Меня зовут Юрий Соколов. Ростом чуть выше среднего, к своим пятидесяти семи годам я был седеющим блондином с небольшим количеством лишних килограммов, что не мешало мне на турнике удивлять молодёжь. Из особых примет: шрам справа над верхней губой, как говорил один из киногероев, правда по другому поводу: «Эхо войны». Зацепило осколком гранаты на излёте, когда духи зажали нас в ущелье…
Школа, которую я окончил, была восьмилетней, но вопрос, где продолжать мне учёбу особо не стоял, да и выбор в нашем провинциальном городке с восьмидесятью тысячами жителей был небольшой. Я мог бы пойти в другую школу и получить аттестат о десятилетнем образовании, но, подумав, выбрал металлургический техникум, который готовил кадры для местного трубного завода. Ещё в школе ходил в разные спортивные секции: начиная с футбола, шахмат, духового оркестра и заканчивая картингом. Два года занимался карате, кото-рое в те годы было экзотикой, только скоро его стали повсеместно закрывать, и я переключился на классическую борьбу, которой увлекался до самого призыва на службу в армию, к семнадцати годам заработав звание кандидата в мастера спорта. В спорте меня привлекала не столько возможность накачать мышцы тела, сколько желание побеждать. Можно сказать, что уже тогда я получал удовольствие от адреналина, который повышал мою психи-ческую энергию и порой толкал на безрассудные поступки. В своей весовой категории до семидесяти килограммов я был чемпионом района и области, но на республиканских соревнованиях перегорал и выше пятого места не поднимался. Юношеский максимализм не позволял мне отказаться от уличного мордобоя, когда мои сверстники ходили драться район на район, да и адреналин там зашкаливал. Брать с собой ножи запрещалось
После выпуска из техникума решил отдать, как тогда говорили, свой долг Родине, отслужив в армии, которая неожиданно стала моей жизнью. Моё участие в войне в Афганистане, двух Чеченских и многочисленных военных конфликтах, происходивших на территории бывшего Советского Союза и не только, подтверждено боевыми орденами. Не дотянул до генерала, но полковничьи погоны получил лет за семь до отставки… Оглядываясь назад, мне часто хотелось вернуться и исправить многочисленные ошибки молодости, только никогда не верил, что это возможно.
И вот сегодня 27 сентября 1986 года. Еще днём я был в своем кабинете в 2022 году и рассматривал немецкий кинжал… Да! Именно в нем отгадка всего, что со мной произошло. Только куда он делся? Когда я пришел в себя на полосе препятствий, на которой проходил тренировки наш ускоренный курс, в моих руках ничего не было. Значит, он остался там, в моем будущем.
— Курс, подъем! Я намотал портянку на левую ногу и обул сапог. Теперь правый. Курс быстро выбегал на утреннюю зарядку. Хорошо, что тело привыкло к нагрузкам, и у меня не возникает проблем, оставляя позади очередной километр. Лефортовский парк, избеганный нашими курсантами вдоль и поперек, проносится мимо круг за кругом. Это не мешало мне думать, и поскольку на вопрос, что перенесло меня в прошлое, я ответ знал, то меня теперь волновали два вопроса: зачем меня перенесло и как теперь жить? Умывание, завтрак, учеба. По поводу последней мои волнения оказались напрасны. Зато разволновался Александр Иванович, капитан Камень. Я и сам такого от себя не ожидал. Наверное, на меня подействовали перенос и психологический стресс. Память выдала все, что я успел узнать, изучая афганский язык в своем будущем, а ещё она стала фотографической, и стоило мне один раз что-либо увидеть, как это отпечатывалось в моём сознании навсегда. — Соколов тасу кавели ши че пе пахто банди яв цо люгатуна вувайи? Дэ Афганистан пэ баб. (Соколов, Вы можете сказать на пушту несколько слов? О Афганистане). — Хо, зе пе пахто хабари кавели шим… (Да, я на пушту могу говорить). Так легко я не говорил, даже после шести лет изучения языка пушту. Казалось, слова складывались в грамматически правильные предложения без всякого напряжения с моей стороны. Я быстро отвечал на вопросы нашего Камня, не задумываясь и играя оборотами речи, чего не замечал за собой даже в период интенсивных занятий языком. После моего краткого рассказа об истории Афганистана Камень долго молчал. — Соколов… Вы сами можете объяснить свои появившиеся знания языка пушту? — Товарищ капитан, это, скорее всего, всё Ваши занятия под гипнозом с погружением в сон, — я старался выправить ситуацию, в которую влез, не подумав о последствиях. — Ладно, садитесь, сегодня пять.
Память проявилась не только в отношении языка, но и всех учебных предметов, изучаемых нами. Было странное ощущение, как будто в нужный момент в моей голове что-то переключалось и знания переполняли меня.
Все, что я когда либо читал, слышал и видел, разложилось по полочкам и легко доставалось мною при необходимости. День пролетал за днем. Подъем, зарядка, учеба, рукопашный бой, ночные бдения над учебниками в Ленинской комнате. Я заново проживал свою жизнь. Только сейчас я осознал, насколько сильно нагружали нас, готовя к выполнению «интернационального долга» в горячих точках. Моя языковая группа изучала язык пушту и состояла из девяти человек: семеро поступили из армии, отслужив кто год, а кто, как я почти два года, один окончил суворовское училище и ещё один попал к нам сразу после десятилетки. Командиром поставили крепкого парнишку, казаха по национальности, который из своих степей попал служить в морскую пехоту и за год дослужился до сержанта. Первоначально не все из нас до конца понимали, куда и на кого мы пришли учиться, но постепенно рассказы преподавателей, которые почти все прошли Афганистан, прочистили наши головы от глупой романтики, заставив углублённо заниматься изучением языка и воинскими дисциплинами. Во мне жило две памяти. Одна охватывала жизненный путь длиною в пятьдесят семь лет, а вторая делала ответвление в сентябре 86-го и жила своей жизнью.
— Парни, можно к Вам? — в дверь пару раз постучали, а потом в проёме появилась голова Сашки Коршунова, одного из самого молодого курсанта нашего курса. Он поступил в институт после десятого класса, как говорили, «по большому блату», кто-то из его родных имел неплохие связи в Министерстве обороны. Худощавый светловолосый юноша, которого воспитывали в интеллигентной семье и, видимо, так сильно опекали, что в свои семнадцать лет он был очень наивен, не зная многие жизненные вещи.
— Можно Машку за ляжку, да через промокашку, — тут же отреагировал командир нашей языковой группы сержант Султанов, — в армии говорят: «Разрешите»! Чего хотел?