Тайна черного янтаря
Шрифт:
– Порой я теряю ощущение, что хозяин в доме моего отца – я, и никто другой, – сказал доктор Эрим.
Нарсэл бросила взгляд искоса на брата и тут же уставилась в свою тарелку. Майлс промолчал. У Трейси создалось впечатление, что, извинившись, он счел, что таким образом отгородился от них, и она вспомнила слова мистера Хорнрайта о стене. Да, Майлс Рэдберн спрятался именно за такой стеной и теперь с полнейшим безразличием поглядывал из-за нее на сидящих за столом.
Доктор Эрим тоже впал в тяжелое от распирающего его раздражения молчание. Трейси Хаббард сидела рядом с ним. Она заметила, как он достал из кармана короткую нить желтых бус
Нарсэл заметила интерес Трейси и сказала брату:
– Возможно, мисс Хаббард раньше никогда не видела четок. Ты должен ей их показать.
Доктор Эрим вздрогнул, словно не замечал, что делают его пальцы, и, чуть заметно улыбаясь, показал Трейси четки из слоновой кости.
– Мы считаем, что если занять пальцы, то успокоятся мозг и нервы, – сказал он и протянул ей бусы.
Его пальцы нагрели бусинки, и Трейси сама пробежала по ним пальцами.
– Эти бусы служат для того, чтобы молиться? – поинтересовалась она.
– Нет, – покачал головой доктор Эрим. – В четках для моления должно быть тридцать три бусинки, а в этих меньше. Я слышал, что англичане называют их «бусами для успокоения нервов». У четок одна-единственная цель – держать руки занятыми. На всем Среднем Востоке можно увидеть в руках мужчин четки.
– Как это ни странно, но женщинам они не требуются, – заметила Нарсэл, поднимая свои наманикюренные пальцы и сгибая их. – Наверное, мужчины думают, что мы должны быть заняты исключительно домашним хозяйством и что наши руки и без четок заняты. В коллекции Мюрата много самых разных четок. Как-нибудь обязательно покажи их мисс Хаббард.
– А почему бы нам не сделать это сейчас? – заметил доктор Эрим. – Пока мы ждем десерт, я могу показать часть своей коллекции.
Он достал из кармана ключ и открыл стеклянный ящик, стоящий у стены. Вытащив полку, на которой лежала гора разноцветных бус, взял наугад пригоршню и положил на стол.
Бусы были очень красивыми, всевозможных цветов. Большинство из них были дешевыми, но попадались и довольно дорогие, сделанные из янтаря или слоновой кости. Некоторые из янтарных бусинок сохранили свой красноватый оттенок, но встречались и бусинки золотистого и желтовато-коричневого оттенка. Все они имели почти идеально круглую форму, чтобы пальцам было удобнее их обхватывать. На фоне остальных разноцветных бус в маленькой кучке, лежащей на столе, в глаза бросались четки из черного янтаря.
Доктор Эрим достал из груды именно эти бусы и сказал:
– Это типично турецкие четки. Черный янтарь.
Пальцы Трейси медленно погладили бусы, и она вся похолодела внутри. Может, у нее разыгралось воображение, но ей казалось, что все присутствующие смотрят на черные бусы в руках доктора Эрима. Даже Майлс Рэдберн угрюмо уставился на них. Ахмет, только что принесший поднос со стаканами на длинных ножках, в которых был розовый шербет, тоже, как завороженный, глядел на черные четки.
Трейси показалось, что в комнате зазвучал взволнованный голос Анабель, в котором ясно слышались истерические нотки. Трейси так отчетливо вспомнила звонок сестры из Стамбула в день ее смерти, что испугалась, будто все остальные тоже слышат
– Что такое черный янтарь? – полюбопытствовала девушка.
Мюрат Эрим протянул ей бусы.
– Это разновидность гагата. Его добывают у восточной границы Турции в Эрзуруме. Гагат очень распространенный камень, и его часто используют в булавках и для других украшений, но особенно часто – для изготовления четок.
Трейси взяла в руки черные бусы, и черные бусины засияли, отражая свет. Она несколько раз пробежала пальцами по бусинкам, но не нашла в них ничего особенного.
Доктор Эрим бросил янтарные бусы в общую кучу и начал собирать их, чтобы освободить Ахмету место для десерта. Потом остановился и показал на бусы.
– Вы должны выбрать себе четки, мисс Хаббард, на память о Турции. Как сувенир. Пожалуйста, выбирайте, берите, какие вам нравятся.
Трейси поблагодарила и заколебалась. Потом задумчиво взяла черные бусы, и тут в комнате воцарилась тишина, все замолчали. Девушка равнодушно пробежала пальцами по черным камешкам и вернула их на место, а вместо янтарных выбрала недорогие четки из серо-голубых бусин.
– Вы очень добры, – поблагодарила Мюрата Трейси. – Можно мне взять вот эти голубые? Они хорошо гармонируют по цвету с моим платьем.
– Конечно же, – кивнул доктор Эрим. – Забирайте их.
Мгновение тишины и напряженного ожидания прошло. В комнату вновь вернулась жизнь. Доктор Эрим смел все бусы со стола и положил на полку, потом запер ящик. Трейси подняла понравившиеся ей четки и покачала бусы, надев их на палец. Внезапно она заметила, что Мюрат смотрит не на бусы, а на нее, и каким-то очень странным, вопросительным взглядом. Ахмет перестал обращать на нее внимание, а Майлс вновь спрятался за свою стену. И тем не менее, Трейси на какую-то долю секунды показалось, что внимание всех присутствующих в столовой опять приковано к черным бусам. Еще у нее промелькнула догадка, что Мюрата больше волнует ее отказ от них, а не выбранные серо-голубые четки.
Нарсэл, явно нервничая, нарушила молчание:
– Вы должны рассказать нам о себе, мисс Хаббард. В какой части Соединенных Штатов вы родились?
Трейси положила четки на колени. И тут она потеряла бдительность. Всего на миг, но какой опасный был этот миг!
– Я родилась на Среднем Западе, в Айове. – Произнеся эти слова, Трейси тут же опять чуть не прикусила себе язык. Но если тот факт, что она родилась в том же штате, что и Анабель, и не прошел мимо внимания Майлса или Эримов, они ничем этого не показали. Трейси торопливо продолжала: – Я всегда хотела жить в Нью-Йорке. Мне запах типографской краски милее любого другого аромата, и у меня была мечта – заниматься издательским делом.
Трейси Хаббард понимала, что несет чепуху, но уже не могла остановиться. По крайней мере, в одном смысле ее болтовня оказалась полезна: доктор Эрим перестал дуться на Майлса Рэдберна и вновь включился в разговор. Рэдберн и Эрим больше не разговаривали друг с другом, и Майлс, казалось, не замечал, как сильно разозлил доктора. Трейси с наслаждением ела сладкий шербет и лукум.
Когда они вышли из-за стола, она неуверенно повернулась к Майлсу Рэдберну, но прежде чем успела спросить о планах на вторую половину дня, он опередил ее и сказал: