Тайна черного янтаря
Шрифт:
Белая кошка деликатно замурлыкала, но Трейси не могла решить: в знак одобрения или отрицания? Девушка медленно подошла к кошке и крепко взяла ее обеими руками, потом села на стул недалеко от электрического обогревателя и положила Ясемин к себе на колени. Ясемин не стала шипеть или царапаться, но и не заурчала с довольным видом. Она приняла человеческую ласку, как само собой разумеющуюся, не одобряя, но и не отвергая. Трейси погладила мягкую шерсть и почувствовала, как вместе с теплом маленького живого комочка, свернувшегося клубочком у нее на коленях, ей передается успокоение.
Наверное, они с кошкой задремали, потому что, когда Ахмет постучал
Дворецкий поставил поднос на столик, снял серебряные крышки, сохраняющие тепло, с мисок и ловко накрыл на стол. По-видимому, Ахмет умел делать все на свете. Наблюдая за его точными, проворными движениями, Трейси попыталась заговорить с ним, но он покачал головой, давая понять, что не понимает по-английски. Перед тем как уйти Ахмет-эффенди показал на колокольчик, в который она должна позвонить, если ей что-нибудь понадобится. После его ухода Трейси позвала Ясемин из-под кровати, приготовила для нее несколько кусочков и села ужинать.
Ужин был вкусным и прекрасно сервирован: небольшой стейк с картофелем и бобы незнакомого Трейси вида. В этом доме понимали толк во вкусной еде. Еще бы! Ведь хозяйка была француженка. Трейси и Ясемин поужинали с большим аппетитом.
Когда Халида забрала поднос и принесла новых углей для мангала, Трейси выпустила Ясемин из комнаты, и кошка сразу же направилась к лестнице. В ванной комнате уже растопили печь, и Трейси с предвкушением наслаждения залезла в большую ванну, наполненную очень горячей водой.
После ванны Трейси Хаббард поспешила к себе, чтобы случайно не столкнуться с Майлсом Рэдберном. Она было собиралась лечь спать, но Босфор не позволил ей сделать это, он неумолимо манил ее. Она набросила на ночную рубашку пальто, выключила свет, раздвинула плотные шторы и вышла на веранду. На причале никого не было, волны с тихим шелестом бились о ступеньки. Дождь прекратился, и в тишине Трейси различила голоса, доносящиеся из деревни, расположенной неподалеку на этом же берегу. Мимо проследовал ярко освещенный пароход с громко работающими двигателями, направляющийся из Стамбула к российским черноморским портам. Над головой мчались рваные тучи, сквозь серую вату которых временами пробивался тусклый лунный свет.
В деревне запел мужчина. Трейси впервые слышала печальную турецкую песню, изобилующую монотонными повторами. Что-то в ней, несмотря на непривычный для слуха американки музыкальный строй, завораживало.
Трейси Хаббард опять охватило чувство одиночества. Сейчас все то, что было ей знакомо и на что она могла бы опереться, находилось бесконечно далеко. Она плыла по течению, которое могло вынести ее куда угодно. Итак, попробовала Трейси подвести итоги дня, что за люди ей встретились? Миссис Эрим – очень непростая дама, в ее истинных чувствах и намерениях разобраться очень трудно. А Нарсэл, с этой своей странноватой привязанностью к Анабель, которую ей не удавалось скрыть даже под маской идеальной благовоспитанности, разве она – не загадка? Интересно, каков доктор Эрим, брат Нарсэл. Но главное, что заставляло ее волноваться – вопрос, чего ждать от человека, ради которого она и приехала в Турцию – Майлса Рэдберна. А может, она все-таки сделала глупость, отправившись в Турцию? Вопросов было много, ответы не находились. Трейси оставила дверь приоткрытой, выключила обогреватель и легла в большую, удобную кровать. И усталость убаюкала ее…
Спала Трейси Хаббард, в общем, крепко, изредка просыпаясь от странных звуков, которые доносились от пролива, потом опять засыпала. Окончательно Трейси разбудил рано утром крик петуха, такой громкий, что ей показалось, будто закукарекал не один, а тысяча петухов.
3
Какое-то время Трейси Хаббард нежилась под одеялами и смотрела, как по узорам потолка из ромбов бегают тени. Через приоткрытую на веранду дверь в комнату пробрался бледный луч света. Он засвидетельствовал, что дождь закончился, над Босфором взошло и сияет солнце. Трейси еще несколько минут лежала и прислушивалась к кукареканью петухов и блеянию коз. Потом выскользнула из кровати и вышла на веранду.
Омытая дождем трава на холмах противоположного берега казалась пронзительно зеленой. Под светло-голубым небом плавно нес свои темно-синие воды Босфор. В маленьких бухточках еще клубился туман, но он постепенно рассеивался, подчиняясь мощи солнечных лучей. Трейси разглядела неподалеку на крутом берегу ветхие деревянные домишки небольшой деревни. А на противоположном берегу пролива в той стороне, где был Стамбул, виднелся массивный треугольник каменных стен, из каждой вершины которого в небо вздымалась большая круглая башня. Наверное, средневековая крепость, подумала Трейси.
Замерзнув, Трейси вернулась в комнату и быстро закрыла дверь. Ничего страшного, солнце скоро согреет все вокруг. Его свет уже поднял ей настроение, помог восстановить смелость и укрепил в решимости добиться поставленной цели.
Халида принесла поднос с булочками и густым, похожим по виду на сироп, черным турецким кофе. Трейси села на кровать, облокотилась на подушки и поставила столик между ног. Впервые ей доводилось завтракать в непривычной роскоши. Единственное, о чем она жалела, так это о чисто европейской скудости завтрака. В такое утро она бы предпочла сытный американский завтрак: оладьи и бекон с яйцами.
Комната уже не казалась ей угрюмой, белая кошка куда-то исчезла. Ладно, решила Трейси, не надо придавать большого значения всяким мелочам, надо просто привыкнуть к комнате. Современная обстановка не очень гармонировала с ней, и Трейси подумала: уж не Анабель ли выбрала вместе с золотистым ковром и мебель для того, чтобы прогнать печаль и уныние? У Трейси складывалось впечатление, что Рэдберны жили здесь как почетные гости. Очевидно, Сильвана Эрим считала себя покровительницей искусств. Судя по всему, муж-турок оставил ей большое наследство, и она могла позволить себе кое-какие прихоти.
Трейси надела все то же, без излишеств, серо-голубое платье, выгодно подчеркивающее ее тонкую талию и стройную фигуру. Единственным ее украшением и на этот раз стала золотая булавка, своего рода талисман. Трейси тщательно расчесала каштановые волосы и сложила их в тугой узел на затылке. Своими волосами она всегда гордилась, а сейчас посчитала, что и в целом выглядит неплохо. И тут вошла Нарсэл. И выглядела она так, что Трейси напрочь забыла и думать о комплиментах самой себе.
Этим утром турчанка сделала не такую сложную прическу, как вчера, и надела туфельки не на каблучках, пониже, но была не менее привлекательной и элегантной в черных брюках в обтяжку и голубом пушистом свитере. Султанам, вспомнила Трейси общепринятое мнение, нравились женщины с пышными формами, и; хотя одежда поменялась, под брюками и свитером турчанки не случайно легко угадывались линии тела.