Тайна Дантеса, или Пуговица Пушкина
Шрифт:
Извещенный Жуковским об этом предположении, Геккерен объявил о своей готовности предоставить все возможные гарантии, но потребовал от имени своего сына, чтобы вызов был формально отозван. Если Пушкин все еще отказывается встретиться с ним или Жоржем, сказал он, будет достаточно, если он в письменном виде изложит как причины вызова, так и свое решение от него отказаться. Просьба посланника была быстро передана Пушкину.
Примерно 12 ноября Соллогуб спросил Пушкина, не дознался ли он, кто сочинил подметные письма. Пушкин сказал, что еще не уверен, но кое-кого подозревает. Если вам нужен посредник или секундант, сказал Соллогуб, то я в вашем распоряжении. Пушкина тронули эти слова, но он ответил: «Дуэли никакой не будет; но я, может быть, попрошу вас быть свидетелем одного объяснения, при котором присутствие светского человека мне желательно, для надлежащего заявления, в случае
Вечером 12 ноября посланник был приглашен к Загряжской, которая сообщила ему, что умение убеждать, свойственное Жуковскому, и старание семейства наконец сотворили чудо: Пушкин готов обсудить условия перемирия. В эту ночь все наслаждались долгим спокойным сном, не зная, какие мысли и планы бродили в голове поэта, не зная, что его внезапная сговорчивость объяснялась не только жалостью к Екатерине.
Карл X, король Франции, отрекшийся от престола в августе 1830 года, умер в изгнании 12 ноября. Царь Николай I объявил при дворе траур и, как несколькими днями позже написал посланник Баварии, настаивал, чтобы ритуал соблюдался более скрупулезно и строго, чем обычно. «Говорили, что императрица, заметив белые перья в прическе фрейлины, вырвала их собственной рукой».
13 ноября Пушкин молча слушал Екатерину Ивановну Загряжскую. Она и барон Геккерен уже согласились, что Жорж Дантес женится на Екатерине; Дмитрий Гончаров прибудет через несколько дней, чтобы своим присутствием подтвердить согласие семьи. Хочет ли Пушкин обагрить свои руки кровью члена семейства? Этой женитьбой Дантес загладит всю вину. Всю, – жестко повторила Загряжская, включая то, что могло бы оскорбить оправданную и понятную ревность мужа. Пушкину нужно было только передать ей или Жуковскому письмо, официально отменяющее дуэль, более того, с обещанием никому ничего не говорить касательно этого брака, поскольку любая нескромность может привести к катастрофе. Пушкин обещал. И последнее, о чем она просила его, – это вернуться в ее дом на следующий день для встречи с бароном Геккереном в ее присутствии. Пушкин согласился.
Днем Пушкин дал Жуковскому черновик письма, отменяющего вызов: оно должно было быть представлено на рассмотрение всех заинтересованных сторон. Его копия сохранилась среди бумаг Жуковского: «Господин барон Геккерен оказал мне честь принять вызов на дуэль его сына г-на барона Ж. Геккерена. Узнав случайно? по слухам? что г-н Ж. Геккерен решил просить руки моей свояченицы мадемуазель К. Гончаровой, я прошу г-на барона Геккерена-отца соблаговолить рассматривать мой вызов как не бывший. За то, что он вел себя по отношению к моей жене так, как мне не подобает допускать (в случае, если господин Геккерен потребует указать причину вызова)».
Жуковский почувствовал такое облегчение, получив этот нацарапанный черновик письма, которого он так жаждал, что даже не обратил внимания на последний залп оскорбления, пущенный в Дантеса и Геккерена. Он отнес лист бумаги в голландское посольство и затем, измученный, пошел к Карамзиным на чашку отличного горячего чая в обществе друзей. Но то, что он услышал от хозяйки дома и ее падчерицы, вновь погрузило его в пучину отчаяния, еще на одну ночь лишив спокойного сна.
Жуковский – Пушкину,
в ночь 13–14 ноября
«Ты поступаешь весьма неосторожно, невеликодушно и даже против меня несправедливо. Зачем ты рассказал обо всем Екатерине Андреевне и Софье Николаевне? Чего ты хочешь? Сделать невозможным то, что теперь должно кончиться для тебя самым наилучшим образом. Думав долго о том, что ты мне вчера говорил, я нахожу твое предположение совершенно невероятным. И имею причину быть уверенным, что во всем том, что случилось для отвращения драки, молодой Геккерен нимало не участвовал… и на это вчера еще имел доказательство. Получив от отца Геккерена доказательство материальное, что дело, о коем теперь идут толки, затеяно было еще гораздо прежде твоего вызова, я дал ему совет поступить так, как он и поступил, основываясь на том, что если тайна сохранится, то никакого бесчестия не падет на его сына… Сохранением этой тайны ты так же обязан и самому себе, ибо в этом деле и с твоей стороны есть много такого, в чем должен ты сказать: виноват!»
14 ноября Пушкин и голландский посланник встретились в доме мадемуазель Загряжской для примирения. Пушкин обещал молчать, Геккерен – просить руки Екатерины от имени его сына, как только Дантес официально получит уведомление поэта об отзыве
Наоборот, Дантес хотел, чтобы Пушкин изложил причины отказа от дуэли так: «…убедившись, случайно, по слухам, что мотив, управлявший поведением г. Ж. де Г., не имел в виду нанести обиду моей чести – единственное основание, в силу которого я счел себя вынужденным сделать вызов».
Сезон в Аничковом дворце открылся роскошным балом, на котором присутствовали многие заезжие знаменитости: лорд и леди Лондондерри, граф Паллфи Пресбургский, граф Митровски, адъютант эрцгерцога Фердинанда Австрийского. Как всегда, Наталья Николаевна была приглашена, но на этот раз без мужа. В другое время Пушкин, возможно, был бы только счастлив не появляться в обществе со своими камер-юнкерскими фалдами; сейчас же он вообразил, что всем известно о его мнимом позоре и что это заговор против него. Он был расстроен, зол, раздражен. Натали написала Жуковскому, спрашивая его совета. Его краткий ответ гласил, что она непременно должна идти. Нельзя было подвергать себя большим сплетням; что касается Пушкина, то несколько месяцев назад он сам сказал императрице, что избегает появления в обществе из-за траура по матери. Натали поехала в Аничков одна. Как всегда, она была обворожительна. Александра Федоровна сравнила ее с «прекрасной волшебницей».
Жуковский – Пушкину,
в ночь 15–16 ноября
«Вчера ввечеру после бала заехал я к Вяземскому. Вот что `a реu pr`es [38] ты сказал княгине третьего дня… je connais I’homme des lettres anonymes et dans huit jours vous entendrez parler dune vengeance unique en son genre; elle sera pleine, compl`ete; elle jet`ere I’homme dans la boue… [39] Хорошо, что ты сам обо всем высказал и что все это мой добрый гений довел до меня заблаговременно. Само по себе разумеется, что я ни о чем случившемся не говорил княгине. Не говорю теперь ничего и тебе: делай что хочешь. Но булавочку свою беру из игры вашей, которая теперь с твоей стороны жестоко мне не нравится. А если Геккерен теперь вздумает от меня потребовать совета, то не должен ли я по совести сказать ему: остерегитесь? Я это и сделаю.
38
Приблизительно (фр.).
39
Я знаю автора анонимных писем, и через неделю вы услышите, как станут говорить о мести, единственной в своем роде; она будет полная, совершенная; она бросит того человека в грязь… (фр.)
Вот тебе сказка: жил-был пастух; этот пастух был и забубённый стрелок. У этого пастуха были прекрасные овечки. Вот повадился серый волк ходить около его овчарни. И думает серый волк: дай-ка съем я у пастуха его любимую овечку; думая это, серый волк поглядывает и на других овечек да и облизывается. Но вот узнал прожора, что стрелок его стережет и хочет застрелить. И стало это неприятно серому волку; и он начал делать разные предложения пастуху, на которые пастух и согласился. Но он думал про себя: как бы мне доконать этого долгохвостого хахаля и сделать из шкуры его детям тулупы и кеньги. И вот пастух сказал своему куму: кум Василий, сделай мне одолжение, стань на минуту свиньею и хрюканьем своим вымани серого волка из лесу в чистое поле. Я соберу соседей, и мы накинем на волка аркан. – Послушай, братец, сказал кум Василий; ловить волка ты волен, да на что же мне быть свиньею. Ведь я у тебя крестил. Добрые люди скажут тебе: свинья-де крестила у тебя сына. Нехорошо. Да и мне самому будет невыгодно. Пойду ли к обедне, сяду ли с людьми обедать, сложу ли про красных девиц стихи – добрые люди скажут: свинья пошла к обедне, свинья сидит за столом, свинья стихи пишет. Неловко. Пастух, услышав такой ответ, призадумался, а что он сделал, право, не знаю».