Тайна для библиотекаря
Шрифт:
Далия понимала, конечно, что последняя фраза была нужна, чтобы набить цену прочим сведениям — и сейчас последует предложение, от которого они не смогут отказаться. Так и вышло: очкарик пообещал «навести кое-какие справки, а взамен потребовал взять его с собой на поиски. На вопрос Дауда: «Зачем вам это нужно, мсье?» замялся, и признался, что уже сообщил эти сведения некоему лейтенанту, в данный момент состоящему при одном из штабов. Лейтенант этот разыскивает следы некоего фамильного манускрипта, попавшего несколько веков назад в Московию, но версия эта вызывает сомнения, если судить по кое-каким оговоркам, не прошедшим мимо ушей учёного мужа. Наверняка он нацелился на поиски клада московских царей, а рассказами о библиотеке просто морочил голову собеседнику,
Услыхав о возможном конкуренте — и не каком-нибудь, а французском офицере — Дауд немедленно сделал охотничью стойку. Далия могла бы поручиться, что видит, как на ладони, ход его мыслей: арестовать подозрительного лейтенанта, вывернуть его наизнанку, а там видно будет. Однако учёная крыса стояла насмерть — либо новые знакомые берут его с собой на поиски, либо не видать им упомянутого лейтенанта, как своих ушей. Нет, можете, конечно, искать, но толку от этого будет немного — мало ли в Великой Армии штабных лейтенантов? А если последует согласие, тогда дело другое, тогда господин математик (или архитектор, кто их разберёт?) сделает всё, чтобы выведать у лейтенанта все подробности. А уж под землёй, можете брать его и допрашивать, сколько душе угодно, не отвертится!
Дауд, чьё упрямство могло сравниться разве что с его верностью Императору, склонен был отказаться от предложенной сделки. Далия примерно представляла, что за этим последует — рапорт Императору, арест очкарика и допрос. Из которого, очевидно, не выйдет толка — поднаторевший в риторике учёный найдёт способ выкрутиться, а бесценное время будет потеряно. Интуиция подсказывала девушке, что поиски сокровищ могут оказаться весьма полезными не только для казны Империи, но и для неё лично — а потому она не собиралась отказываться от этого шанса. Осталось уговорить Дауда. Так что она, извинившись, «пардон муа, мсье, нам надо кое-что обсудить…» — отвела Дауда в сторону и принялась за уговоры.
В том, что ей удастся переубедить закусившего удила мамлюка, девушка не сомневалась ни на секунду. Зря, что ли, она провела с ним в постели столько безумных ночей, демонстрируя такие эротические изыски, на котором в пасторальном девятнадцатом веке решится далеко не каждая куртизанка и даже обитательница восточного гарема?
[1] (англ.) буквально: «Вниз, вниз, в город гоблинов, шагай, приятель!». Из сказочной повести "Хоббит" Дж. Р.Р. Толкина. Аналог русской пословицы «Попала собака в колесо — пищи, а беги.
IX
В Москву Гжегош прибыл со своим эскадроном. Из команды, выделенной в сопровождение обоза, из смертельной западни в Успенском удалось выскользнуть ему одному — остальные либо сгорели в пламени огнесмеси, либо полегли под ударами казачьих пик и мужицких ослопов. Те, кому совсем уж не повезло, разбежались по окрестным лесам, где были изловлены партизанами и преданы лютой смерти — здешнее мужичьё ненавидело поляков, как бешеных собак и те платили им полнейшей взаимностью.
Тем не менее, чудесное избавление Гжегоша от неминуемой гибели было воспринято однополчанами как должное — ну, повезло человеку, на войне и не такое случается. При случае пусть зайдёт в костёл, пожертвует пару франков, закажет благодарственный молебен матке боске Ченстоховской — а теперь некогда, служба!
Восьмой уланский полк передислоцировался в Москву в первых числах октября и встал в небольшом сельце близ Поклонной горы, сменив конных егерей, переброшенных в одну из подмосковных губерний. Сам Гжегош оказался в городе несколькими днями раньше, вместе с квартирьерами, предусмотрительно посланными вперёд — пан полковник князь Радзивилл, командир Восьмого уланского не желал, чтобы его жолнежи устраивались в чистом поле из-за дурости какого-нибудь штабного, не озаботившегося поисками места для постоя. И именно здесь, на подъездах к древней русской столице, Гжегош увидел
Увидел — и задумался. Занятый поисками остатков библиотеки, он как-то позабыл об остальных своих товарищах по «попаданству». Не обо всех, разумеется. Например, о судьбе своего в некотором роде альтер-эго, Никиты Басаргина и его приятеля Рафика Данеляна Гжегош представление имел — эти двое примкнули к сумским гусарам и теперь партизанили где-то между Вязьмой и Смоленском. Вместе с ними в отряд входил ещё кто-то из попаданцев. За одного, по крайней мере, поляк был уверен — никто, кроме тракториста дяди Васи не смог бы соорудить из старого трактора пусть кустарный, но зато огнемётный броневик, смахнувший, словно крошки со стола, французов, оборонявшихся в Успенском. Возможно, при нём была и библиотекарша, и ещё кто-то из «гостей». Держаться своих — вполне разумное решение, тем более, что перенесённое из будущего здание ДК уцелело и сейчас служит партизанам своего рода базой. Поляк не раз думал о том, чтобы сообщить о нём полковому начальству — против внезапного налёта эскадрона улан самодельный огнемёт не поможет! — но потом от этой мысли отказался. Успеется. Неизвестно, как дальше обернётся дело, а иметь лишний козырь в рукаве не помешает…
Оставалась ещё Далия, с которой всё было непонятно и мутно. Как девчонка сумела избежать его пули? Как вышло, что она пристала к мамлюкам и зачем явилась в Москву? Что алжирская «попаданка» не будет сидеть, сложа руки, а обязательно что-нибудь учинит, Гжегош не сомневался — за время совместной учёбы он успел изучить энергичную, деятельную натуру Далии, а близость к Императору и его верным телохранителям открывало немалые возможности, которыми грех пренебрегать.
Вопрос: что делать в такой ситуации ему самому? Найти способ поговорить с девушкой? Риск, и ещё какой: он уже предпринял попытку установить с ней контакт — и чем дело кончилось? Кто, как не Далия потребовала тогда от своего незадачливого любовника арестовать Гжегоша? А ведь сейчас возможностей у неё не в пример больше, и скандалом со взаимными оскорблениями дело не закончится. Девчонка наверняка догадалась, кто стоит за смоленским покушением и захочет, чего доброго, отомстить…
Итак, Далия пока отпадает. Конечно, её не следует упускать из виду, благо повод для визитов в Кремль найти нетрудно — там стоят поляки из Первого уланского полка Императорской Гвардии, и однополчане Гжегоша частенько навещают земляков.
Есть, правда, ещё одна зацепка: при расставании Никита Басаргин упомянул о поместье своего спутника, поручика Ростовцева, предложив, если возникнет надобность, послать письмо для него именно туда. Пока такой необходимости нет — зато имеется некий нюанс. По некоторым обмолвкам, выхваченным чутким ухом Гжегоша из беседы поручика и Басаргина, поляк сделал вывод: извлечённые из болота остатки библиотеки отправятся не куда-нибудь, а прямиком в имение Ростовцевых, как уже отправилась туда ещё одна «попаданка», болгарка Матильда. Информация наиважнейшая, но что он будет делать с ней сейчас? Пробираться, переодевшись, в глубокий тыл врага? Ну хорошо, доберётся он до имения Ростовцевых — а дальше-то что? В одиночку разогнать дворню, которой там наверняка немерено, навалить драгоценные книги на парочку телег и довезти — опять же, в одиночку! — до ставки Бонапарта? Или прямо сейчас застрелиться от осознания очевидной бредовости подобной затеи?
Ответов на эти вопросы у Гжегоша не было.
— Может, мы зря уехали вот так, внезапно? — спросила Матильда. — Толком никого не предупредили, не поговорили, оставили записку — и всё. Ростовцевы могут обидеться.
— Ничего, потом принесём извинения. — ответил барон. — Я написал, что получил известие о новом производстве и должен срочно прибыть в Петербург. Надеюсь, граф поймёт.
— Да ведь у тебя рана ещё не зажила! — не сдавалась девушка. — А что, если откроется? Путь-то неблизкий, а если ещё и дожди зарядят… Людвиг, любимый, ты совсем себя не бережёшь!