Тайна двух медальонов
Шрифт:
— Мой святой угодник Грэм всегда говорил: «Бог создал время, ничего не сказав о спешке».
— Как раз всевышний-то вечно пребывал в большой спешке, потому и не успел ничего о ней упомянуть. Представьте: в шесть дней сотворить мир. И это без телефона! И давайте на этом закончим. До завтра, Ричард.
Глава 2
Громадный город на Сене попал под колеса. Колеса состояли из ободов и резины. Они могли осилить более тысячи оборотов в минуту. Могли и меньше. От церкви Мадлен до Итальянского бульвара
Без толстой сигары он не представлял себе жизни. Во сне он курить не мог, и это было довольно неприятно. Ему часто снилась огромная, как корабельная мачта, сигара. Жуткое наваждение. От этого он просыпался и сразу же начинал жадно курить.
Конданссо ехал в среднем ряду. Напротив Оперы ему удалось вырваться из плотного потока машин и свернуть на улицу Эльдер. Возле дома помер двенадцать нашлось место для парковки машины.
Бистро «Туризм» занимало два этажа. Внизу, в баре, посетителей обслуживал хозяин, месье Грегори, русский по происхождению, Конданссо был с ним хорошо знаком.
— Люсьен наверху? — спросил он и сунул бывшему россиянину в руку свою кепку.
— Давно ждет, месье. Он уже дважды справлялся о вас.
Лестница скрипела и трещала под слоновьей тяжестью Конданссо. Толстые руки корсиканца цепко обхватывали перила с обеих сторон. Колосс мерно преодолевал ступеньку за ступенькой. Когда он наконец оказался наверху, у Грегори отлегло от сердца.
Пыхтя и отдуваясь, Конданссо прошествовал по коридору. Дверь в обеденный зал была такой узкой, что ему пришлось протискиваться через нее боком. Потолочные балки из красного дерева, того же цвета стулья, лавки и столы создавали впечатление нарочитой простоты. На столах стояли разноцветные фаянсовые тарелки и стаканы в форме кубка, под потолком болтались связки чеснока и стручков перца. На стенах висели фонари и тыквы, рыбацкие сети и медные сковороды.
Контрастом всему этому служили испанские веера, оплетенные винные бутылки и плакаты со сценами корриды. Иберийский декор был создан стараниями мадам Грегори — чистокровной полногрудой испанки с иссиня-черными волосами и огромными кольцами в ушах. Она обрушила на своего гостя поток слов и изобразила даже нечто похожее на реверанс.
— Вас ждут, месье, — прошептала она.
В конце зала поднялся костлявый человек в помятом костюме, сидевшем на нем мешком. Его тощее лисье лицо скривилось в угодливой гримасе, и он низко кланялся, пока Конданссо не подошел.
Корсиканец грузно опустился на лавку. Когда пышная грудь мадам Грегори оказалась в поле его зрения, он заказал кофе со сливовым ликером.
— Ну, Люсьен, твоя Иветта
— Благодарю, месье. Арест пошел ей на пользу. Она мила и добра со мной, как в прежние времена.
— Прекрасно. Ну и на что она живет?
— Ах, месье. То там, то сям…
— Понимаю. А ты?
— Так же. То там, то сям…
— А то, что ты мне подсунул, из того или из сего?
Лисье лицо мужчины еще больше вытянулось. Он вперился в Конданссо индюшачьим взглядом. Кадык подпрыгивал, словно теннисный мячик.
— Месье, — выдавил он из себя, — если бы такое подворачивалось мне чаще, я бы сейчас сидел не здесь, а пригласил вас в «Ритц».
— О нет! Ты думаешь, тебе так много отломится?
— Вы всегда были щедры ко мне, месье.
— Когда это стоило того, Люсьен. На этот раз ты остался в дураках. Твой козырь не побил последней карты партнера.
— Вам не нужна… информация?
— Не нужна!
Грациозная официантка принесла напитки, Конданссо проводил ее сальным взглядом и хрюкнул. Он сунул в рот новую сигару, раскурил, и она задымила, как фабричная труба. Затем отхлебнул кофе, а ликер оставил напоследок. «Лисье лицо» жадно втягивал носом ароматы. Его руки суетливо сновали над столом. Собеседники исподволь следили друг за другом. Они отворачивались в сторону, когда их взгляды встречались.
— Неужели эта информация не имеет для вас никакой ценности, месье? — нудил Люсьен.
— Никакой! На, забери обратно свои каракули. — Конданссо вынул из кармана пиджака сложенный пополам клочок бумаги и бросил его тощему. Затем одним махом опрокинул в рот рюмку ликера и облизал губы. Откинулся назад и закрыл глаза. Его голова застыла под рапирой тореадора.
Казалось, Конданссо дремлет. Но он вдруг рывком придвинулся к тощему. Схватил его за рукав и прошипел:
— Где вторая часть?
— Какая вторая часть? — запинаясь, переспросил «лисье лицо».
— Мой дорогой Люсьен, у тебя на счету немало всяких грешков, о которых еще не знают в префектуре полиции. Но сколько веревочка ни вьется… ты меня понимаешь?
— Да, месье! Ради Бога! Клянусь небом, мне ничего не известно о второй части.
— Оставь небо в покое! Для тебя там все равно нет места. Кому ты сбыл вторую часть?
— Месье Конданссо, да отсохнет у меня рука, если я хоть что-нибудь знаю о второй части. Я невинен, как…
— …Как твоя Иветта. Знаю я вас. Надеюсь, и ты знаешь меня. Стоит мне захотеть, и завтра ты увидишь небо в крупную клетку.
Лицо тощего стало бледнее скатерти. Он поднялся, простер правую руку над столом, как бы желая убедить собеседника, что она не отсохла. Мешковатый костюм трясся на нем, как тряпье на огородном пугале в весеннюю непогоду.
— Месье Конданссо, — взмолился он и прижал руки к груди. Затем сунул молитвенно сложенные ладони под нос толстяку, но тот в ярости оттолкнул их. — Месье Конданссо, поверьте мне! Я человек честный и вас не обманываю, вы же мой благодетель! Зачем мне это делать? — Он снова рухнул на стул и закрыл лицо руками.