Тайна двух океанов(ил. А.Васина и Б.Маркевича 1954г.)

Адамов Григорий Борисович

После известного приключения в ущельях подводного хребта отношение зоолога к Горелову радикально переменилось. Впрочем, весь экипаж подлодки, начиная от ее капитана до уборщика, не знал, чем больше восхищаться: мужественной ли борьбой Павлика с полчищами крабов или самоотверженностью, неожиданно проявленной угрюмым Гореловым в поисках пропавшего океанографа. Все окружали заботой и вниманием старшего механика, так серьезно пострадавшего из-за помощи товарищу в беде. Как будто стесняясь, смущенно принимал Горелов все эти знаки уважения и внимания от заботливого зоолога и неловко отшучивался. Горелов не пытался и не мог скрыть радости, которая часто освещала и преображала его обычно суровое, угрюмое

лицо в этой атмосфере теплоты и дружеского участия, окружавшей его теперь. И все же не раз случалось, что навещавшие больного товарищи находили его в подавленном настроении, когда он, видимо, страстно желал лишь уединения, когда прежняя нелюдимость, угрюмость возвращалась к нему, и тогда, сидя согнувшись на койке, с низко опущенной, зажатой между ладонями головой, на все расспросы, встревоженные и участливые, Горелов отвечал раздраженно и отрывисто, и бедный зоолог терялся в догадках о причине такого плохого состояния своего единственного пациента, приписывая эти внезапные перемены в настроении неправильному лечению. Впрочем, по мере того как выздоровление Горелова шло вперед, приступы этой хандры и раздражительности, к великому удовольствию ученого, появлялись все реже и в последние дни, с тех пор как больной встал с койки и начал выходить из госпитального отсека, почти совсем исчезли.

Нетрудно понять поэтому тревогу, с какой проводил зоолог Горелова при его внезапном уходе из лаборатории, и почему он долго не мог сосредоточиться на работе, за которую принялся было…

Глава V. Лорд в опасности

Молодые люди вырвались из выходной камеры подлодки, словно расшалившиеся школьники на перемену после скучного урока. Марат со смехом столкнул с площадки Цоя, не успевшего запустить свой винт, и Цой, нелепо размахивая руками и ногами и отчаянно ругаясь, полетел ко дну.

– Попался, золотоискатель! – торжествующе закричал Марат и, запустив винт, бросился за Цоем, схватил его за ноги и взмыл с ним кверху.

– Отпусти, черт! – неистово вопил Цой, вися вниз головой и брыкаясь изо всех сил. Он задыхался от смеха и едва мог время от времени бросать Марату самую свирепую брань и угрозы: – Негодяй! Мерзавец! Я тебя распотрошу! Отпусти лучше! Хулиган! Я тебя четвертую, как только покажешься у меня в лаборатории! Караул!!!

Марат с гиком и хохотом несся во всю мощь своего пятидесятисильного мотора, цепко держа свою жертву за ноги, и Цой беспомощно болтался под ним, делая неимоверные усилия, чтобы освободиться.

Увязавшийся за своими друзьями Павлик, видя отчаянное положение Цоя, не мог больше выдержать. Он запустил свой винт на все десять десятых хода, птицей взвился над Маратом и с диким, пронзительным визгом упал на плечи подводного хулигана, обвил ногами его шею, и перегнувшись вниз головой, стал отрывать руки Марата от ног его жертвы.

– Держись, Цой! – визжал он. – Держись! Мы его скрутим! И – в милицию!..

Клубок из трех металлических тел то сплетался, то расплетался. Три яркие голубые звездочки плясали в невообразимом танце. Привлеченные их светом, обитатели глубин, сияя разноцветными огоньками, спешили отовсюду к месту свалки и сейчас же фейерверком разлетались во все стороны. Все еще вися головой вниз, Цой вспомнил про свой бездействующий винт. В одно мгновение он открыл патронташ, мощная струя воды ударила Марата в грудь, и он, ошеломленный, отлетел внезапно на несколько метров вместе с Павликом, вертясь и кувыркаясь в образовавшемся водовороте. Началась новая погоня.

– Держи его! Держи!.. – ревел Цой, стремительно несясь за голубой звездочкой Марата.

– Держи!.. – визжал в восторге Павлик.

Он был значительно легче Марата, и винт нес его с большей быстротой. Поэтому Павлик первый нагнал преступника и повис на нем.

– Павлик, пусти!.. – запыхавшись и задыхаясь от смеха, умолял Марат. – Он меня убьет! Честное слово!..

Пока они барахтались, подоспел Цой. Цой и Павлик с обеих сторон вцепились в плечи Марата и начали его встряхивать под жалобные вопли, мольбы и покаянные обещания. От встряски голова Марата болталась, и он должен был изо всех сил напрягать шею, чтобы не стукнуться головой о шлем.

Наконец Павлик, сжалившись, отпустил Марата. Усталые, но веселые, все трое медленно поплыли, разражаясь по временам хохотом при воспоминании о том, как уморительно Цой висел головой вниз, как отлетели Марат с Павликом, как смешно болталась голова Марата в шлеме. Марат плыл впереди, иногда посматривая на свой компас.

– А куда тебе, собственно, надо? – спросил наконец Цой.

– К Шелавину… Он осматривает расставленные приборы и просил Скворешню прислать ему новый глубоководный термометр взамен раздавленного водой. Не выдержал давления… Должно быть, его оболочка была с каким-нибудь дефектом.

– Да, с давлением почти в пятьсот атмосфер шутить нельзя. Бедный Матвеев будет теперь всю жизнь помнить о нем!

– Ты был при этом? Как это произошло?

– Я тоже был! Я тоже был, Марат! – заторопился Павлик. – Я сам видел. Ох, как страшно! Ивану Степановичу понадобилась проба воды. Матвеев подошел к крану и только повернул маховичок… Кран, наверно, испортился… или я не знаю, почему…

– Труба была плохо навинчена, – объяснил Цой.

– Ну да… Труба была плохо навинчена, и только Матвеев отвернул кран, как вдруг он с ужасным свистом… таким свистом, что прямо ужас… вдруг оторвался и – как пуля!.. Никто даже не мог его заметить в воздухе. И как грохнет в переборку!..

– Пробил переборку? – спросил Марат.

– Нет, не пробил. А из трубы вырвалась струя воды – тонкая, прямая, твердая, как стальной прут. Вся в пару… И весь отсек наполнился паром.

– Расширение воды из-за внезапного уменьшения давления, – опять вставил Цой.

– Да, из-за внезапного уменьшения давления… – машинально повторил за ним Павлик. – Матвеев бросился закрыть резервный кран около обшивки и нечаянно задел рукой за водяной прут… И я сам видел, Марат, сам видел, как от его руки вдруг отлетели два пальца. Ну, знаешь, как будто ножом отрезало!.. Сразу Матвеев даже ничего не почувствовал, он только покачнулся. Потом брызнула кровь, он побледнел. Скворешня его увел, а Иван Степанович бросился к крану и сам закрыл его. Ой, как страшно было, Марат!..

Впереди показалось красное туманное пятно, вскоре превратившееся в красную лампочку, а затем и вертикально натянутый плавучим буем тонкий трос; на нем висели глубоководный термометр и, повыше, вертушка Экмана-Мерца. Винт вертушки тихо вращался в своем медном кольце, четырехугольная лопасть руля указывала направление вращавшего винт течения – с юга на север. Трос своими концами терялся в темноте, но и вверху и внизу туманными красными пятнами пробивался свет других лампочек, указывая продолжение троса в обоих направлениях.

Друзья приблизились к тросу и к работавшему около него Шелавину.

Неожиданно раздалось жужжание зуммера: всех четырех вызывала подлодка.

– Слушайте, слушайте! Шелавин! Цой, Бронштейн! Буняк! Говорит «Пионер», вахтенный начальник лейтенант Кравцов. Предлагаю немедленно вернуться на подлодку. Настраивайтесь на волну начальника научной части профессора Лордкипанидзе. Он посылает сообщение о бедственном положении. Держите с ним связь. При возвращении на подлодку – рассыпаться в цепь в пределах видимости огней друг друга. Может быть, вы встретите его. Возвращайтесь на десяти десятых… Подлодка готовится к походу.