Тайна герцога
Шрифт:
— Ну, а если молодая девушка исчезнет?.. Ведь все может быть, ваше превосходительство!
— Мало ли что может быть! — сказал Ушаков. —
Все предвидеть нельзя.
Этих слов было достаточно для Шешковского, чтобы он знал уже, как действовать.
XXXVIII. ДЕЙСТВО РАЗГОРАЕТСЯ
Шешковский сел в карету и отправился в дом Соболева, к Митьке Жемчугову.
Пропуск у него через рогатки, которыми тогда закрывались улицы на ночь, был беспрепятственный, и он легко добрался, куда ему было нужно.
Шешковский вообще очень редко бывал у Жемчугова, а если и бывал, то переодетым так, что его нельзя было узнать, и потому его появление теперь, да еще поздно вечером, почти ночью, после того как Митька долгое время сидел у него в канцелярии, вызвало у Жемчугова серьезное беспокойство.
— Соболев спит? — спросил Шешковский, входя.
— Да. Он только что рассказал мне все, что с ним было, и опять, кажется, заснул. А у тебя есть что-нибудь важное?
— Да то, что следовало ожидать: Бирон только что вызывал генерала к себе и приказал отпущенного от допроса человека во что бы то ни стало найти, а молодую девушку завтра же доставить к доктору Роджиери, этому итальянцу, который недавно появился у нас.
— Значит, девушка-то имеет соотношение и к итальянцу! Это надо заметить… Ну, как же теперь быть?.. Даны генералом прямые указания?..
— Нет, тут надо что называется «понимать масть». Впрочем, в отношении девушки ясно сказано, что с нею «все может быть»…
— Так!.. Но постой: ведь надо выяснить, что, собственно, должно случиться с нею, чтобы это было в интересах…
— Справедливости! — коротко сказал Шешковский.
— Ну, вот в интересах справедливости желательно ли, чтобы она попала снова в такие условия, при которых герцог имел бы к ней доступ?
— Разумеется, ибо только на этом государыня может убедиться, какова его преданность!
— А для того, чтобы она могла убедиться в этом, надо сделать так, чтобы доступ Бирона к девушке происходил под нашим наблюдением.
— Конечно, для него тайным.
— Не только для него, но и для всех других. Теперь, если отвезти девушку к доктору Роджиери, то этот итальянец сумеет или совершенно укрыть ее от нашего наблюдения, или, во всяком случае, сделать его затруднительным.
— А потому молодую девушку надо обставить так, чтобы герцог мог видеть ее, но чтобы она не была у доктора Роджиери. Это — первая задача. Теперь относительно Соболева.
— Ну, с этим легче! Он оказался находчивее, чем можно было ожидать: сумасшедшим он прикинулся. Словом, с ним будет легко…
— Нет, именно с ним дело гораздо сложнее, — возразил Шешковский. — Велено найти человека…
— Ну, что же, разве нельзя найти человека помимо Соболева? Ведь сам же ты…
— Да в том-то и беда, что картавый немец знает Соболева в лицо!..
— Да, мы с тобой, кажется, так запутались, что никто и распутать не сможет!
— Видишь ли, — ответил Шешковский, — я думаю, что нам никого и не нужно, авось, сами справимся! Ну, в крайнем случае генерал укажет!
— Мне кажется, что все-таки придется на некоторое время скрыть из Петербурга девушку так, чтобы ее никто не мог достать, а в это время постараться удалить итальянца Роджиери и, когда его здесь не будет, вернуть девушку опять, выказав таким образом преданность пред герцогом Бироном, и тогда он сам пойдет в ловушку.
— Так что во всяком случае первое, что придется сделать, — скрыть девицу?
— Безусловно.
— Но куда ты скроешь ее? — спросил Шешковский.
— Еще не знаю, но чувствую, что что-то тут можно сделать.
— Хорошо! А я чувствую, что могу взять на себя Соболева.
— И тоже спрятать его?
— Да, вообще уладить все в отношении его!
— Ну, хорошо! Так и разделимся: я возьму на себя молодую девушку, — решил Жемчугов, — кстати, мне у пани Ставрошевской и орудовать легче; а ты займись
Соболевым. Но только надо действовать, не теряя времени! Ведь у нас всего только ночь в нашем распоряжении, а завтра к утру все должно быть сделано!..
— Тогда ты отправишься сейчас к Ставрошевской, но для того тебе надо будет поднять весь дом у нее.
— Не бойся! У меня есть помощник!
— Помощник?..
— А вот сейчас узнаем, тут ли он! — и Жемчугов, взяв свечку, пошел к себе в комнату, сказав Шешковскому, чтобы он оставался у двери и не выходил.
Как только комната Митьки осветилась, в оконное стекло зашуршал песок, в первый раз осторожно, а затем резко, очевидно, брошенный во второй раз в нетерпеливой досаде.
— Ага! Ты здесь! — проговорил Жемчугов, подошел к окну, поднял его и, высунув голову в сад, сказал: — Грунь!
— Ты чего же это, идол, не идешь? — заговорил из сада голос Груньки.
— Молчи, глупая!.. Тут, брат, важное дело. Поди сейчас же к пани Марии; если она спит, то разбуди ее и скажи, что мне нужно немедленно видеться с нею, так чтобы ты провела меня тихонько к ней и никто этого не знал и не видел. Да скажи ей от меня: «Струг навыверт», и чтобы она не артачилась. Ну, беги!.. Говорят тебе, беги, дело важное. Я сейчас за тобой к вам, к заднему крыльцу, подойду. Ты туда спустись ко мне с лестницы и дверь мне отворишь.
Грунька, очевидно, хорошо вымуштрованная Жемчуговым, немедленно послушалась, раз речь шла о серьезном деле, и в саду немедленно затих ее удаляющийся шорох.
Жемчугов опустил окно и сказал Шешковскому:
— Ты слышал?
— Одно слово, везет тебе! — проговорил тот. — Недаром я всегда говорю, что у тебя удивительное счастье на удачу!
— Ну, вот я на него-то и рассчитываю! Потому и говорю, что чувствую, что у меня выйдет.
— Надо, чтобы вышло! — серьезно сказал Шешковский. — Потому что такого серьезного дела у нас никогда еще не было. Ведь если оно нам удастся, то мы освободим Россию от временщика!