Тайна гибели линкора «Новороссийск»
Шрифт:
– Успеешь за сутки напечатать?
Я успел. Наутро 14 мая 1988 года газета «Правда» вышла с моим очерком – «Взрыв».
Любопытная вещь: вскоре после моей публикации – ровно через неделю! – возглавлявший в 1955 году разведку ВМФ контр-адмирал Б. Бобков заявил в газете «Красная звезда»: «Еще в 1955 году я сразу же пришел к выводу, что взрыв линкора – дело рук диверсантов Боргезе». Ему, как говорится виднее… Так или иначе, но именно в те дни была пробита брешь в завесе молчания над линкором «Новороссийск».
Главный инженер экспедиции особого назначения, доктор технических наук, профессор Николай Петрович Муру подписал мне свою брошюру «Поучительные уроки аварии и гибели
«Огромную работу провел писатель Николай Черкашин, собравший и обобщивший большое число воспоминаний и фактического материала. Прошло 30 лет, пока “гласность” позволила Н. Черкашину, первому из писателей, показать истинный героизм моряков. Когда умер Горшков, стало возможным через “Правду”… во весь голос сказать правду о героях-“новороссийцах” и добиться разрешения вырезать на мраморе имена погибших…»
Контр-адмирал Николай Никольский в годы войны командовал эсминцами, в начале 50-х годов стал начальником штаба эскадры кораблей Черноморского флота. В часы борьбы за живучесть корабля находился на борту линкора «Новороссийск». Обо всем увиденном, пережитом, передуманном написал книгу «Почему погиб линкор “Новороссийск”». Это единственная книга, написанная участником морской трагедии, да к тому же занимавшим немалый пост в командной иерархии Черноморского флота – и.о. командира эскадры. Храню эту книгу, как ценный документ, ибо ее написал единственный из всех семерых адмиралов, стоявших в ту роковую ночь на борту гибнущего корабля. Заставил себя написать. Все остальные промолчали.
Автор весьма признателен всем ветеранам линкора «Новороссийск» и членам семей погибших моряков-черноморцев, поделившимся своими воспоминаниями, а также адмиралу флота Н.И. Смирнову и контр-адмиралу-инженеру в отставке Н.П. Чикеру, контр-адмиралу М.В. Короткову, О.В. Матусевич, ныне, увы, покойным; контр-адмиралу Ю.М. Халиулину, художнику-историку Андрею Лубянову, И.Е. Руденко, редакции газеты «Слава Севастополя», всем лицам и организациям, которые оказали помощь в сборе материалов для этой повести.
Часть первая. За три ночи до полной луны…
Женщины бились в надгробных венках, рыдали и голосили, проклиная море, судьбу, корабль, адмирала… В их глазах еще стояло страшное ночное видение: черная туша опрокинувшегося линкора, скопище людских голов в воде, бурлящей от вырывавшегося из корпуса воздуха, от предсмертных вздохов, от взмахов сотен рук, плывших и утопавших. Они плыли к берегу, где с высоты железнодорожной насыпи взывали к ним их жены и дети. Они тонули у них на глазах, и жены, мертвея, превращались во вдов, сыновья – в сирот. Стена людского горя остановила ночной экспресс, шедший в Севастополь 29 октября 1955 года… Машинист и пассажиры, разбуженные горестным воем, вглядывались в темень бухты, исполосованную лучами прожекторов. Там разворачивалась одна из самых страшных в истории мореплавания трагедий…
Имя этого корабля я услышал давно – еще школьником. Его произносили вполголоса: так и должно было
Несколько лет назад НАТОвские военные журналы, комментируя события тридцатилетней давности, писали, не скрывая злорадства: «Самая крупная катастрофа в истории Вооруженных Сил Советов – результат технического авантюризма большевистского флота. Трагическая гибель большого корабля в центре военно-морской базы, сотни и сотни жертв, унесенных на дно перевернувшимся линкором, десятки заживо погребенных, к которым спасатели так и не смогли прийти на помощь, красноречиво говорят о морской выучке русских, отсталости советской инженерной мысли, жестокости большевистских уставов».
«Русские потеряли самый крупный свой корабль, доставшийся им от итальянского флота как трофей, только потому, что они не смогли овладеть слишком сложной для них западной техникой».
Можно было бы привести добрую дюжину подобных сентенций из других изданий, но нужды в том нет, так как все они перепевают на разные лады одни и те же обвинения.
Тридцать три года мы молчали о трагедии «Новороссийска», словно нам нечего было возразить нашим недругам. Это молчание воспринималось ими (или выдавалось широкой публике) как наше невольное согласие с оценками западных военных обозревателей драмы в севастопольской бухте, оценками весьма предвзятыми, а то и вовсе извращенными.
За треть века нашего неправедного молчания имя погибшего линкора обросло множеством небылиц, домыслов, кривотолков. «Новороссийск» стал мрачной легендой нашего флота, а севастопольская бухта обрела славу филиала Бермудского треугольника.
«Как же, как же, – приходилось слышать не раз и не два, – ведь на том же самом месте взорвалась и погибла в 1916 году “Императрица Мария” – лучший линкор Черноморского флота. Причем оба корабля перевернулись и оба унесли свои экипажи на дно…»
«И все курсантики, молоденькие… Их как раз на практику туда направили».
«Трое суток живые из-под воды в корпус стучали…»
«Водолазы работать не могли… Все коридоры трупами были забиты. Трое в уме повредились…»
По счастью, еще живы люди, которые могут рассказать, как было все на самом деле… А те, кто уже ушел из жизни, успели оставить свои свидетельства…
Они ничего об этом не знают!
Севастополь. Июнь 1985 года
Рейсовый катер отваливает от Графской пристани под разудалую песнь:
Серебристым аквалангомЯ на солнышке взблесну!..Протискиваюсь сквозь битком набитый салон на корму. Здесь тоже людно. Светлоусый богатырь в кепи с надписью «capten», вышитой на козырьке, потягивает из бутылочки «пепси-колу». Курсант-главстаршина в фуражке старшекурсника придерживает белокурую спутницу – белая юбка, красные босоножки, загорелые ноги, красные ноготки. Парень в джинсовой «варенке» пощелкивал клавишами портативного «Шарпа», заставляя его динамики то голосить про счастливого аквалангиста, то заливаться безмятежными итальянскими песнями. Он очень старался привлечь внимание двух девиц в белых просвечивающих платьях и черных сетчатых колготках. Девицы курили и ели мороженое, чередуя затяжки с обкусыванием вафельного стаканчика.