Тайна голубиного пирога
Шрифт:
В январе 1842 года четыре с половиной тысячи военных и двенадцать тысяч гражданских, женщин и детей, отправились в путь, ступая по глубокому снегу. Большинство дам несли на носилках и в паланкинах впереди отряда, но леди Монфор-Бебб ехала верхом. Арьергард был обстрелян, как только они покинули казармы. Сипаев и обозников убивали, а некоторых выводили из колонны, и они ждали, убьют их или оставят погибать от холода. Дети лежали на снегу то здесь, то там, брошенные матерями, которые, пройдя еще немного, сами падали на землю и умирали. Некоторые солдаты и обозники, у которых не было ни огня, ни укрытия, замерзли в первую же ночь.
– Никогда не забуду того холода. Кавалеристов приходилось сажать на коней, потому что бедняги едва могли двигаться.
Многие носильщики умерли, и женщин стало некому нести. Большинство из них сидели в корзинах, навьюченных на верблюдов, вместе с детьми. Они ничем не были защищены от продолжающегося вражеского огня. На многих были одни ночные сорочки. Приходилось пить шерри, чтобы спастись от холода.
Бойня началась, когда они вошли в Хурд-Кабульское ущелье, имеющее пять миль в длину.
– Я была ранена пулей в ногу. Мне еще повезло: около пяти сотен солдат и более двух с половиной тысяч гражданских погибло.
Спустя три дня после того, как они вышли из Кабула, продолжила рассказчица, вождь афганцев предложил, чтобы женщины и дети были оставлены под его защитой, а женатые офицеры сопровождали жен.
– У нескольких были на руках грудные дети, родившиеся всего несколько дней назад.
Была достигнута договоренность, что остальные продолжат идти в Джелалабад. Но вскоре афганцы устроили страшную резню. Выжил только один человек, он прибыл едва живой в пункт назначения, к ужасу тех, кто ждал прихода армии и не мог понять, куда она пропала.
Заложников гнали по дороге, усеянной телами людей, многих из которых они узнавали. Некоторые из них, обмороженные и лишившиеся рассудка, были еще живы.
В Будиабаде заложников три месяца продержали в пяти грязных комнатах, до десяти человек в каждой. Другие спали в сараях и в погребах.
– Нам разрешали ненадолго выходить, чтобы размяться, у нас было несколько колод игральных карт. А еще кто-то сделал доски для нардов.
В апреле их поселили в окрестностях Кабула, где условия оказались значительно лучше. Там даже был сад.
– Но тревога никогда не покидала нас.
В конце августа их опять перевели в новое место, на этот раз в Бамиан. Там условия жизни снова ухудшились. Спасение пришло только в сентябре.
– Мой супруг тогда тоже выжил, он погиб двумя годами позже в сражении, – проговорила рассказчица, опустив голову. – Больше я замуж не вышла. Боль от утраты была слишком велика.
Наступила тишина. Взор леди Монфор-Бебб вновь обратился в сторону окна. Другие дамы молча смотрели на скатерть.
Заложники все это время пребывали в неведении, убьют их сегодня или завтра, продолжила рассказчица. Больше всего ей недоставало самых простых вещей, например возможности поиграть на рояле. Она никогда не была достаточно опытной музыкантшей и поклялась брать уроки, если выживет. После освобождения леди Монфор-Бебб испытывала чувство вины за то, что судьба ее пощадила, поэтому посвятила себя благотворительности, которой занимается и теперь.
– День, когда я прекращу свою деятельность, будет днем моей смерти.
Но только недавно, поняв, что жизнь ее приближается к концу, леди Монфор-Бебб вспомнила некогда данное себе обещание и стала брать уроки игры на фортепиано.
– Каждый раз я играю в память о тех шестнадцати тысячах людей, которые были убиты или умерли от холода. Пусть они знают: я совершила кое-что стоящее в моей жизни, которую судьба по какой-то причине мне оставила, – завершила она свой рассказ.
Доктор Хендерсон мыл свой термометр, обдумывая, что бы ему надеть на маскарад, когда влетела миссис Бутс и уселась в кресло перед его письменным столом.
– Боюсь, со мной случилось что-то ужасное, доктор, – заявила она, вытаращив глаза.
После того как приступ кашля закончился, терапевт прослушал ее легкие. Он посоветовал миссис Бутс немедленно лечь в постель и отдохнуть, а также почаще ставить горчичники и припарки из льняного семени на спину и на грудь.
– И то и другое следует держать по меньшей мере полчаса, – сказал он, – а затем через каждые три или четыре часа прикладывать снова. А также, миссис Бутс, выпейте немного сурьмяного вина [29] , если у вас затруднено отхаркивание мокроты, – добавил он, беря в руку перо.
29
Вино, простоявшее 24 часа в сосуде из сурьмы, использовалось как лекарство.
Экономка в ужасе посмотрела на него:
– Я не могу лечь в постель, доктор, у меня слишком много дел. Все жильцы нарушают правила, и нужно реагировать на их жалобы. Одна леди возмущается, что у нее на кухне сквозняк. Окна, видите ли, выходят во двор, где всегда дует ветер. Вот ее кухарка и грозится уйти. А другая леди уверяет, что люди купаются голышом в Темзе прямо напротив ее окна.
Доктор стал выписывать рецепт:
– Вам нужно несколько дней отдохнуть, миссис Бутс.
Экономка наклонилась к нему:
– Дела обстоят еще хуже, чем вы думаете, доктор.
– Почему? – спросил он, поднимая голову.
Миссис Бутс откинулась на спинку кресла и ухватилась за подлокотники:
– Я кое-что вижу!
– Знаю, что в последнее время призраки появляются во дворце, как никогда, часто, но такие видения не причиняют никакого вреда здоровью.
– Я вижу не призраков.
– А что?
Экономка моргнула:
– Обезьянку.
Доктор Хендерсон постучал пером по столу.
– А раньше у вас случались галлюцинации? – осведомился он.
– Несколько раз, доктор, – ответила экономка, потуже закутываясь в шаль. – И всегда это одно и то же: обезьянка в красных вельветовых штанишках, сидящая на колпаке дымовой трубы.
– Хоть я прежде и рекомендовал вам пить шерри, миссис Бутс, вы не должны им увлекаться. Алкогольная зависимость – страшная вещь. Пьянство ведет к работному дому, тюрьме и лечебнице для душевнобольных, к полной умственной деградации. Шерри пойдет вам на пользу, только если вы станете соблюдать меру. А еще покупайте его у надежного продавца, чтобы не приобрести подделку. Так что я, пожалуй, возьму свои слова назад и посоветую вам избегать сурьмяного вина, – произнес доктор, выписывая вместо прежнего рецепт настойки опиума. – Она столь же эффективна, – добавил он, вручая его пациентке. – Надеюсь, миссис Бутс, теперь вы увидите только тех обезьянок, которые живут в зоопарке.