Тайна господина Шварца, или Невеста мертвеца
Шрифт:
В её голосе явно чувствовалось, что она надеется на мой отказ. Неудивительно, ведь при таком маленьком количестве слуг, в таком большом доме у неё полно дел, и терять время на меня ей не очень хочется. Конечно, ведь кто я? Девица с непонятным статусом и сомнительным положением.
– О, не стоит! У вас столько дел. Если что-то меня заинтересует, я вас завтра сама спрошу.
Экономка довольно кивнула:
– Конечно, спрашивайте. Я всё вам расскажу.
После завтрака я, накинув лёгкий плащ, всё же вышла в парк. Но долго гулять не удалось. В воздухе висела мелкая
Глава 6. Пасмурный день
Своё изучение дома я начала с первого этажа, прямо от столовой, где мы завтракали. Вначале заглянули на кухню, где фрау Ханна познакомила меня с поваром и его помощницей. Я с радостью поблагодарила немолодого мужчину за торт, который так порадовал моих сестёр.
– О, не стоит! Он был сделан на скорую руку. Фройлян, вы в следующий раз предупредите заранее. Я такой десерт сделаю, что ваши сёстры пальчики оближут.
Там, на кухне, я рассталась с фрау Ханной. Экономка осталась обсудить с поваром что-то про покупку заканчивающихся приправ, а меня ждала вторая, парадная столовая, где я ещё не бывала Идя по этой большой, сейчас сумрачной из-за пасмурной погоды, комнате, я испытывала странные чувства. Наверно, также смотрела после столетнего сна на свой дворец пробудившаяся принцесса. Красота и роскошь зала не могли скрыть заброшенности. Было тяжело и грустно видеть длинный стол, за котором уже долгие годы никто не сидел.
Легко представлялось, как когда-то за белой скатертью сидели нарядный мужчины и женщины. По янтарному паркету скользили безмолвные слуги. Гул голосов и звяканье столовых приборов наполняли зал. И царившая сейчас тишина казалась просто оглушительной.
Такое же грустное впечатление оставалось и от большой гостиной, в которую попадаешь после малой. Малая гостиная, примыкавшая к парадному холлу, выглядела более живой. Чувствовалось, что ею иногда пользовались. Здесь я не заметила пыли, несколько стульев выглядели новыми, отличаясь по стилю от остальной мебели, а главное в воздухе не ощущалось затхлости, как в парадной столовой или большой гостиной, куда я перешла потом.
Заняться мне было нечем, потому шла я неторопливо, внимательно рассматривая картины на стенах, лепнину на потолке, вазы и скульптуры, украшавшие дом. В обнаруженном бальном зале я не задержалась. Он напомнил мне тот, что когда-то был в нашем поместье, проигранном отцом. Я его так любила! Мечтала, что когда-нибудь закружусь в танце на его паркете, как мама. Но не сбылось. Мне вообще не пришлось бывать на балах. Я так и не была представлена свету. А теперь никогда и не попаду на настоящий бал.
Чтобы не думать о своём нынешнем сомнительном положении, я почти пробежала бальный зал, не глядя ни на высокие окна, ни на зеркала в великолепных рамах, украшавших стены. Тихий хрустальный перезвон сопровождал мою пробежку, и я остановилась на выходе, чтобы понять источник этого печального нежного звука. Это дрожали и звенели льдисто сверкающие подвески люстр.
За бальным залом следовала анфилада из нескольких не слишком больших гостиных, мебель в которых была накрыта чехлами, словно в оставленном хозяевами доме. Теперь я казалась себе не проснувшейся после столетнего сна принцессой, а случайно попавшей в её дворец гостьей. Где-то в далёкой башне принцесса ещё спит, а всё вокруг ждёт её пробужденья. Ждёт так давно, что надежда потеряна.
Свернув в левое крыло, я обнаружила коридор, с одной стороны которого дарили свет высокие узкие окна, а с другой темнели несколько дверей. Открывались не все, и тишина, и безлюдье дома, шум ветра за окном, поселили в душе лёгкий страх. Начинало казаться, что за закрытыми дверями прячется что-то страшное. Теперь мне приходилось преодолевать внутренний барьер, чтобы потянуть ручку на себя, но ничего опасного или страшного не обнаруживалось. Самые обычные комнаты: оставленные кем-то кабинеты, курительная, музыкальная.
В последней я задержалась. Моё детство шло ещё до того, как отец окончательно разорился и меня воспитывали как полагается дочери барона – учили музыке, рисованию, языкам, танцам и всему прочему, что должна знать аристократка. Я не очень любила играть на клавесине тогда, а потом, когда лишилась такой возможности, иногда скучала по звучанию клавиш под пальцами.
Я подошла к инструменту, подняла крышку и попробовала сыграть гамму. Пальцы, давно не касавшиеся инструмента, двигались неловко и медленно. Клавиши, на которых давно никто не играл, западали или издавали дребезжащие звуки. Закрыв вновь крышку, погладила тёплую гладкость дерева:
– Да, мы с тобой не в форме. Ничего, ничего. Всё ещё вернётся.
Почему-то я чувствовала жалость к клавесину. Забытому, заброшенному, гибнущему здесь в тишине и одиночестве. Подумалось, что и я со временем превращусь в такой же расстроенный и ветшающий инструмент, способный на многое, но никому не нужный. Я не могла сейчас изменить свою жизнь, но клавесина – вполне. Дала себе слово, что надо обязательно вспомнить всё, чему меня когда-то учили. Поговорю с Ханной и начну вновь осваивать гаммы.
Я прошла ещё немного по коридору, прошла лестницу и уткнулась в закрытую дверь, ведущую в невысокую круглую башню, которой завершалось это крыло. Я видела её вчера во время прогулки в парке и очень хотела заглянуть сюда. Когда схватилась за ручку и попыталась повернуть её, лёгкий магический разряд предупредил, что дверь закрыта не только на замок, но и защищена каким-то заклятьем. Уж не та ли это лаборатория, в которой любит проводить время господин Шварц?
Я поторопилась отойти и направилась к лестнице на второй этаж. Стало ясно, что здесь я библиотеку не найду. Возможно, она в том крыле, где я жила и завтракала, но возвращаться туда пока не хотелось. Быстрее вначале проверить второй этаж.