Тайна греческого гроба
Шрифт:
— И вот последняя телеграмма. Она пришла только сегодня утром и тоже от инспектора Брума.
Телеграмма гласила:
«МУЗЕЙ ДАЕТ ДВЕ НЕДЕЛИ. ДО ЭТОГО ВРЕМЕНИ НИЧЕГО ПРЕДПРИНИМАТЬ НЕ БУДЕМ. УДАЧИ».
В полной тишине Сэмпсон швырнул пачку телеграмм обратно на стол и повернулся лицом к Ноксу:
— Ну вот, мистер Нокс. Свои карты мы раскрыли. Ради бога, сэр, будьте благоразумны! Пойдите нам навстречу — дайте хотя бы взглянуть на эту картину, пусть ее изучат непредвзятые эксперты...
— Ничего подобного не будет: это бессмысленно, — высказался великий
Инспектор вскочил на ноги, не в силах больше с собой совладать.
— Большая шишка! Бугор! — заорал он. — Да будь я проклят, Генри, если позволю этому... этому...
У него перехватило горло. Сэмпсон схватил его за руку, утащил в угол и стал что-то шептать ему на ухо. Ярость, исказившая лицо инспектора, уступила место лукавству.
— Простите, мистер Нокс, — сокрушенно произнес он. — Вышел из себя. А почему бы вам не побыть немножко нормальным скаутом? Вернули бы эту тряпку в музей, а? Отнеситесь к этому как к хорошему развлечению. Ведь на бирже вы глазом не моргнув теряли вдвое больше.
Улыбка Нокса растаяла.
— Хорошее развлечение, да? — Он тяжело поднялся на ноги. — Да с какой стати я буду возвращать вещь, за которую заплачено три четверти миллиона долларов? Какой мне резон? Отвечайте, Квин. Отвечайте!
— В конце концов, — быстро выпалил Пеппер, прежде чем инспектор смог сформулировать надлежащий ответ, — вы же как коллекционер ничего не теряете, сэр, ведь, по утверждению вашего эксперта, эту картину даже нельзя считать настоящим произведением искусства.
— Но вы оказываетесь замешаны в серьезном преступлении, — вставил Сэмпсон.
— Докажите. Попробуйте доказать! — Нокс был уже зол; острый, упрямый подбородок выпятился вперед. — Я вам говорю, что картина, которую я купил, — это не та, что была украдена из музея, это другое полотно. Докажите обратное! Если вы меня толкнете, джентльмены, вы останетесь с премиленькой старой тряпкой в руках!
— Ну-ну, — беспомощно начал Сэмпсон, но в это время Эллери спросил самым спокойным тоном, какой только можно вообразить:
— Кстати, мистер Нокс, а кто ваш эксперт?
Нокс круто развернулся, поморгал недоуменно, потом коротко рассмеялся.
— Это мое дело, Квин, только мое. Если сочту нужным, я вас познакомлю. А если вы, ребята, чересчур расшалитесь, я вообще буду отрицать, что когда-нибудь владел этой треклятой штукой!
— Я бы не стал этого делать, — сказал инспектор. — Нет, сэр, я бы не стал. Тогда мы обвиним вас и в лжесвидетельстве, клянусь Спасителем!
Сэмпсон хлопнул ладонью по столу:
— Своей позицией, мистер Нокс, вы ставите меня и полицию в затруднительное положение. Если вы будете упорствовать в таком ребячестве, то вынудите меня передать дело федеральным властям. Скотланд-Ярд — это вам не шуточки, как, впрочем, и министр юстиции США.
Нокс взял шляпу и направился к двери. «Финита», — говорила его широкая спина. Эллери затянул:
— Дорогой мистер Нокс, вы намереваетесь сражаться с правительством Соединенных Штатов, а заодно и с британским тоже?
Нокс крутанулся на каблуках, надевая шляпу.
— Молодой человек, — мрачно отчеканил он, — вы не представляете себе, с кем я готов подраться за то, что стоило мне три четверти миллиона. Это не кот начхал — даже для Джима Нокса. С правительствами я уже воевал — и побеждал!
И хлопнул дверью.
— Вам бы заглядывать в Библию почаще, мистер Нокс, — тихо сказал Эллери вибрирующей двери. — «И избрал Господь малых сих, дабы посрамить сильных...»
Никто его не услышал. Окружной прокурор простонал:
— Стало только еще хуже, чем раньше. Что же придумать, черт побери?
Инспектор сердито теребил усы.
— Думаю, хватит нам с ним нянчиться. Мы уже довольно долго празднуем труса. Если в течение нескольких дней Нокс не сдаст эту проклятую мазню, вы должны передать дело министру юстиции. Пусть он выясняет отношения со Скотланд-Ярдом.
— Надо забрать картину силой, я так считаю, — набычился Сэмпсон.
— А если, господа начальники, — предположил Эллери, — если мистер Джеймс Дж. Нокс просто не сможет ее найти?
Обдумав эти слова, они, судя по лицам, нашли их слишком неприятными. Сэмпсон вздернул плечи.
— Вы всегда принимаете в штыки любое предложение. Как бы вы сами поступили? Как выбраться из этой ситуации?
Эллери поднял глаза к белому потолку. Я бы ничего не стал делать — буквально ничего. Это как раз тот случай, при котором оправданна политика попустительства. Давление на Нокса только усиливает его раздражение. Он расчетливый деловой человек, и если ему дать какое-то время... Кто знает? — Он улыбнулся и встал. — Предоставьте ему отсрочку на две недели, дарованную вам музеем. Не сомневаюсь, следующий ход будет за Ноксом.
В ответных кивках не чувствовалось согласия.
Но Эллери снова оказался в корне не прав, что неудивительно, поскольку в этом деле противоречия возникали одно за другим. Следующий ход сделала третья сторона, и, более того, казалось, что этот ход вовсе не разрешает дело, а в еще большей степени его усложняет.
Удар был нанесен в четверг, через два дня после того, как Джеймс Дж. Нокс оповестил о своей полной готовности вступить в схватку с Соединенными Штатами и Великобританией. Тренировался он или пребывал в праздности — но это смелое заявление великого человека не было проверено судом истории. Поскольку в четверг утром, когда Эллери, развалясь в кресле отцовского кабинета в полицейском управлении, с разнесчастным видом считал ворон в небе, Меркурий в форме посыльного с телеграфа принес депешу, которая свидетельствовала, что новые события вынудили воинственного миллионера забыть о раздоре и искать союза с силами закона и правопорядка.
Телеграмма была подписана Ноксом и содержала таинственную информацию:
«ПРОШУ НАПРАВИТЬ СОТРУДНИКА В ШТАТСКОМ ЗА ПАКЕТОМ ОТ МЕНЯ ОСТАВЛЕННЫМ В ОТДЕЛЕНИИ ВЕСТЕРН ЮНИОН НА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЕЙ УЛИЦЕ. ВЕСОМАЯ ПРИЧИНА НЕ ПОЗВОЛЯЕТ МНЕ СВЯЗАТЬСЯ С ВАМИ НАПРЯМУЮ»
Отец с сыном переглянулись.
— Вот тебе и здрасте, — пробормотал инспектор. — Ты не думаешь, Эл, что таким способом он решил прислать нам Леонардо?
Эллери наморщил лоб.
— Нет-нет, — нетерпеливо отмахнулся он. — Это не то. Этот Леонардо, если я верно запомнил, имеет размеры где-то четыре на шесть футов. Даже если холст разрезать и сложить, вряд ли получится «пакет». Нет, тут что-то другое. Я бы посоветовал, папа, проследить за этим, и немедленно. Послание Нокса меня поразило... скажем так — необычностью.