Тайна гремящей расщелины
Шрифт:
Озеров присел на карниз шероховатого песчаника, курил, думал.
Надо во что бы то ни стало проникнуть в глубь плато, осмотреть расщелины. Он испытывал странное чувство, словно стоял на пороге открытия. Остаётся сделать ещё шаг, поднять завесу, и все станет ясно.
“Спокойно, спокойно, — сказал он себе. — Не дай понести воображению”.
Яркий луч света скользнул среди тёмных песков, потом другой. Озеров вскочил. Сердце его стремительно забилось. Прошло несколько секунд, прежде чем он сообразил, что идут машины.
“Нервы сдают”, — мелькнуло в голове.
Он
Наконец первая машина доползла до подножия уступа и остановилась.
Озеров торопливо спустился вниз.
— Почему один среди пустыни? — было первым вопросом Тумова, когда он выпрыгнул из кабины.
— Лагерь рядом. Я пошёл вам навстречу.
— А почему молчали? — заорал Тумов, так обнимая Аркадия, что у того затрещали кости. — Я одну машину назад послал за вами к старому лагерю.
— Ваше радио работало? — быстро спросил Озеров, с трудом освобождаясь из рук приятеля.
— А что ему сделается.
— Включите передатчик. Немедленно.
Радист выскочил из закрытого брезентом кузова, поставил на песок зелёный ящичек, выдвинул антенну, начал крутить рукоятки настройки. Вскоре на его лице появилось растерянное выражение.
— Ух, черт! — пробормотал он, поглядывая то на Озерова, то на Тумова. — Прямо барабанные трели.
— Так, — сказал Озеров. — Значит, только возле плато. Кажется, мы напали на след, Игорь.
Лагерь поставили у горячего источника. Вскипающая пузырьками газа вода проточила в скалах коридор с глубокими котлами и ваннами. Стенки ванн были гладко отполированы быстрыми тёплыми струями. Зеленоватый песок устилал дно. Можно было подолгу лежать в удобных ваннах, под тенью зубчатых карнизов, потягивая тепловатую воду, вкусом напоминающую нарзан.
— Пройдут годы, и здесь вырастет курорт; будут большие дома, электричество и киоски с мороженым, — мечтательно говорил Батсур. — Обязательно приеду сюда отдыхать.
— Пока это единственное место, ради которого стоило ехать в Гоби, — ворчал Тумов, раздеваясь возле одной из ванн.
Уже несколько дней экспедиция обследовала южную окраину вулканического плато. Тумов, Озеров и Батсур лазали по глубоким расщелинам, поднимались на плоские вершины, колесили в лабиринте зияющих трещин. Некоторые трещины были наполовину засыпаны крупными кусками чёрных пористых базальтов, другие уходили на большую глубину, тянулись на километры, перекрещивались, ветвились, превращались в глубокие каньоны и зияющими расщелинами открывались на краях плато. Одни легко можно было перешагнуть, ширина других измерялась многими десятками метров.
Удалось осмотреть несколько ближайших вулканических конусов. Они также были иссечены трещинами. Жерла были засыпаны обломками. Никаких признаков выделения вулканических газов, никаких следов вулканического тепла не удалось встретить на мёртвом плоскогорье.
Казалось, что вулканическая деятельность угасла здесь давно, может быть, много тысячелетий
Единственно, что настораживало исследователей, это бесконечный треск в наушниках радиоприёмников. Он был слышен только в непосредственной близости плато, почти исчезал на расстоянии двадцати-двадцати пяти километров от него и достигал максимума возле края базальтовых обрывов. Дальше в глубине плато его интенсивность не возрастала. Словно сами базальты были источником каких-то радиоволн, которые вопреки законам физики распространялись не во все стороны, а направленным потоком уходили вверх. Впрочем, радисты твердили, что треск в наушниках с каждым днём слабеет. Действительно, сквозь него уже стали слышны радиопередачи Улан-Батора, Алма-Аты и Урумчи. Не появлялось больше и ночное свечение неба над плато.
Из-за этого свечения Тумов даже немного повздорил с Озеровым. Выслушав рассказ Аркадия, Тумов со свойственной ему уверенностью объявил, что пятна — фантазия, что они померещились Озерову, и добавил, что у всех глаза воспалены от солнца и постоянных ветров. Разгорелся спор: Аркадий, не выдержав, назвал Игоря близоруким слоном, который не хочет видеть дальше своего хобота. Тумов обиделся. Сутки не разговаривали друг с другом, а потом снова заговорили как ни в чём не бывало.
Озеров не спал ещё две ночи, стараясь увидеть ночное свечение. Оно не появилось, и Аркадий перестал о нем вспоминать.
Лёжа в тёплой воде, Тумов мечтательно говорил Батсуру, голова которого торчала из соседней ванны:
— Ещё пара деньков — и конец. Пора возвращаться. Скорей в Москву — и за работу. Надо кончать диссертацию.
— Выходит, возвращаемся ни с чем, — вздохнул Батсур.
— Как? — удивился Тумов. — Ты открыл месторождение; Аркадий составил прекрасную геологическую карту, я принимал нарзановые ванны; мистер Алоиз Пигастер убедился, что ракетных и лучевых установок здесь нет и что его спутник отправился ко всем чертям без нашего участия. Все прекрасно, как Гоби издалека.
— А почему погиб спутник?
— От неисправности одного из десяти тысяч приборов.
— А энергетический разряд в районе Адж-Богдо?
— Простое землетрясение. Они здесь не редки. Их следы видны на каждом шагу.
— Но при нас не было.
— И хорошо, — заметил Тумов, поглядывая на нависающие карнизы.
— Однако многое остаётся загадочным; например, этот треск в наушниках.
— Над этим пусть ломают головы радиотехники.
— Нет, Игорь Николаевич; по-моему, это дело геологов и геофизиков.
— Уже заразился от Аркадия, — усмехнулся Тумов. — Он тоже хочет объяснить всё, что попадается на глаза, забывая о границах своей науки.
— У науки нет границ, — возразил Батсур.
— Не лови на слове, дружище, — махнул рукой Тумов. — Перечитай лучше “Гамлета”. Там Горацио говорит по этому поводу неглупые слова принцу.
— Вы, вероятно, имеете в виду слова принца, обращённые к Горацио: “Есть многое, мой друг Горацио, что ещё не снилось нашим мудрецам”? Однако мы живём на семьсот лет позже…