Тайна Иерихонской розы
Шрифт:
Вот тогда это и случилось. Она громко, отрывисто засмеялась, но тут же подавила свой смех. Все произошло настолько быстро, что создавалось впечатление, будто это не произошло вообще.
— Да у моей дорогой мамочки нет ни к чему, ни малейшего мотива! Как ты думаешь, кто подложил эти лепестки? Я хотела, чтобы ты это узнала! Идиотка, это я убила Лаурин, точно так же, как и пыталась убить ее отпрыска-сыночка! И кроме него, — она мило улыбнулась, — еще и тебя, дорогая Гэби.
Я почувствовала, как кровь отливает от моего лица, и ужас сковывает мне горло. Внезапно я все поняла, и
— Ты сомневаешься?
— Почему, Коррин? — я с трудом прошептала эти слова. — Почему?
— «Почему, Коррин»? — передразнила она скрипучим голосом. — Лаурин была просто шлюха, она была недостойна Джона. Я говорила ему, что он дурак, что женится на ней, — ее глаза довольно блеснули. — Она думала, что встречается с Хертстоном в тот вечер. Надо было ее видеть: разодетая, лицо сияет… Я услышала, как она напевает, как только она вошла в лес. А, увидев меня она подпрыгнула, как подстреленный кролик, и побежала. Справиться с ней было совсем не трудно, — ее голос звучал как-то глухо, глаза неестественно блестели.
Я вмешалась, пытаясь отвлечь ее от убийства, которое, казалось, она оживляет в мозгу. Внезапно я поняла, насколько я здесь с ней беззащитна.
— А Пити за что? — мой голос задрожал. — Он же еще совсем ребенок.
— А… тебе так нужно знать причину? — она подняла голову и посмотрела на меня пустыми глазами. — Но у меня она была. Он ее сын, а, убив его, я могла бы заставить Джона забыть, что они оба вообще когда-то существовали. Я точно знаю, что смогла бы!
— Ты… Тебе нужен Джон! — я не смогла произнести «любишь». — Но ты ведь вышла за Эмиля.
Она посмотрела на меня презрительно.
— Эмиль… Я бы не задумываясь бросила его ради Джона. Пити мешал, этот ненавистный маленький…
— Так ты хотела избавиться от него навсегда, — перебила я, стараясь сохранять спокойствие. — И подставила меня.
— Ничего сложного в этом не было. Нужно просто было убедить миссис Марию, что это не я, а ты в его комнате; я уж постаралась. Но вот матери было сложно с этим смириться. Сомневаюсь, что она смирилась, нет, думаю, нет.
— Я не могу в это поверить, — сказала я сухо, вспоминая об отношении миссис Беатрис ко мне. — Твоя мать просто не любит меня и хочет, чтобы я уехала. Она мне сама не раз об этом говорила.
— Ты ненормальная маленькая дура. Маленькая золотая девочка, у которой все было, — она прижала руки к губам. — Это все должно было быть моим, все. С девяти лет я ненавидела звук твоего имени. Я ненавидела всю тебя до корней волос! — ее губы цинично скривились. — Миссис Беатрис — твоя мать, а не моя!
Ужас пронзил меня насквозь; я вздрогнула, схватила ее за плечи и резко встряхнула.
— О чем ты говоришь? Моя мать умерла!
— А твоя любимая сестренка — тоже умерла? Я твоя сестра, наполовину, если уж быть совсем точной. — Она откинула голову назад, шпильки выскочили, и ее каштановые волосы тяжелыми волнами упали ей на плечи. Розы выпали из них и лежали теперь в трясине, черные от грязи. Они не утонули, а так и остались лежать, как две пурпурные капли крови в черной луже. Она с минуту смотрела на них; они все не тонули, и она повернулась ко мне, с искаженным злобой лицом. — Я надеялась, что никогда не увижу тебя. Никогда. Все эти годы я мечтала, чтобы ты умерла, чтобы, наконец, иметь удовольствие знать, что тебя больше не существует. А потом, когда ты ответила на объявление Джона, я поняла…
— Коррин, прекрати это!
— Я поняла, что больше
Я начала думать, что она совершенно потеряла связь с реальностью.
— Я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь, — мои попытки оставаться спокойной не увенчались успехом. — Пожалуйста, давай вернемся в дом. Там мы сможем говорить сколько хочешь, ты сможешь все объяснить.
Она ничего не ответила; повисла гробовая тишина, и, когда ее уже невозможно было вынести, я продолжила, стараясь говорить спокойно:
— Пойдем со мной, Коррин, я ухожу. Мы можем все изменить.
Она закрыла лицо руками.
— Коррин, пойдем. Ты нездорова, дорогая. Казалось, эта последняя фраза взбесила ее, и она резко подняла голову.
— Да, я нездорова, дорогая сестренка. Нездорова от постоянных рыданий и. причитаний твоей матери о том, что она взяла на этот треклятый пароход меня, а не тебя. Мне до смерти надоело то, что она постоянно рыдает и просит меня не причинять тебе зла. Тебе, ее маленькой Жакмино! —
Она просто выплюнула это слово. Она так тебя называла, когда мы были маленькими. Вот почему я всегда ношу розу в волосах, чтобы она видела, — она усмехнулась. — Жакмино значит «красная роза».
Неожиданно она разрыдалась, сотрясаясь всем телом, и лицо ее исказилось. Рыдания прекратились так же неожиданно, как и начались.
— Может быть, надо было убить Клэппи, — медленно сказала она. — Это она ошиблась. Она увезла меня от моего отца.
Ее глаза увеличились, исказившись, и я поняла, что ее уже нельзя успокоить и вернуть в чувство.
— Коррин, — я заставила себя говорить спокойно, что выглядело даже глупо, — мне очень жаль, что тебя так обидели. Я уеду из Уайт-Холла, и ты меня больше никогда не увидишь. Но тебе нужно помочь, ты больна. Эмиль тебя очень любит, ты можешь… быть счастлива с ним.
Она стиснула свои белые ровные зубы, как будто я только рассердила ее.
— Да, я могу оставить себе Эмиля — Джона ты у меня отняла. А ведь он бы мог когда-нибудь полюбить меня, меня! Я это знаю! Ты мне всю жизнь исковеркала, а теперь… — казалось, она не знала, что сказать. — Ты не заслуживаешь жизни!
Я увидела, как она шагнула ко мне, протягивая руки. Нужно было отвлечь ее чем-нибудь, а мой язык не ворочался.
— Это ты избавилась от мисс Монтьюнто, Коррин? Ей что, тоже нравился Джон?
Она посмотрела на меня, как на идиотку.
— Она увидела, как я давала Пити виски. Надоедливая старая перечница считала своим долгом сказать Джону. Я ее предупреждала, — последовала пауза. — Так же, как и тебя.
Внезапно она рванулась, и ее сильные длинные пальцы обхватили мою руку. Я попыталась вырваться, но она схватила меня за горло и сжала его с ужасной силой.
Чувствуя, как ее ногти впиваются мне в кожу, я высвободила руку, пытаясь изо всей силы ударить ее по голове, и на секунду освободилась. Я еще не успела восстановить равновесие, как она снова набросилась на меня. Пяткой я коснулась края твердой почвы, и один взгляд назад поверг меня в ужас. Я падала в трясину. Инстинктивно я схватилась за мягкую ткань ее платья, увлекая ее за собой. Тут же она прекратила бороться со мной. Ее глаза расширились, она открыла рот, и я знала, что, по крайней мере, в это мгновение она не думает обо мне. Она старалась не двигаться вообще; маленькие капельки пота выступили у нее на висках. Ее губы раскрылись, и она истерично закричала, так громко, что у меня заболели уши. Через минуту она остановилась, тяжело дыша, и с трудом глотнула.