Тайна Иерихонской розы
Шрифт:
— Миссис Мария, я ничего не давала Пити. Вы говорите, что видели меня, и мне кажется, вы уверены в своих словах. Но я пытаюсь объяснить вам: это была не я! Вы видели кого-то другого.
Она посмотрела на меня, слегка скривив губы. Вдруг, как ни странно — наверное, от того, что ее любовь к сыну была очевидна — мне показалось, что она была бы рада, если бы я это доказала.
— Мои глаза редко ошибаются, мисс Гэби. В вашем случае, боюсь, они не ошиблись. Единственная моя ошибка была в том, что я не разглядела вас с самого начала, — ее голос
— Тогда думайте что хотите, но я повторяю: я в тот день Пити даже не видела. И видела я его или нет — я все равно невиновна.
Ее глаза зло сузились.
— Вы все еще это утверждаете? Тогда объясните мне, как я могла вас видеть, если вас там не было?
— Кто-то надел одно из моих платьев, намеренно пытаясь выглядеть как я, — уверенно заявила я.
— Кто? — Коротко спросила она.
Минуту я колебалась.
— Думаю, это была миссис Беатрис.
— Абсолютная чушь, — она закрыла глаза; ее темные ресницы подчеркивали морщины, и она, казалось, вдруг как-то постарела. — Что касается того, зачем я вас позвала, — начала она, — думаю, будет лучше, если Абвер отвезет вас в город. Вы сможете снять номер в отеле «Сан-Фрэнсис» или в «Сити-отеле» до отбытия парохода. Это не займет много времени. Не думаю, что вам потребуется больше одного дня, чтобы собраться. Этого достаточно? Послезавтра вы уедете.
Я не собиралась показывать ей всю свою обиду и унижение. Я сдержанно кивнула.
— Хорошо, что вы согласны. Мой сын и так уже достаточно страдал, а ваше присутствие будет только подливать масла в огонь. Я прослежу, чтобы вам заплатили перед отъездом.
Я ничего ей не ответила, просто встала и вышла. Я не заглянула в библиотеку, проходя мимо нее, и направилась прямиком на кухню. К счастью, Клэппи была одна.
— Боже мой, вы выглядите, как смертельно больная, деточка! — она усадила меня на стул. — Вот, выпейте чаю, это придаст вам сил.
Через несколько минут я вытащила записку и протянула ей, сказав, что нашла ее у себя в комнате.
— Клэппи, ты когда-нибудь слышала слово «Жакмино»? Оно здесь написано.
Тяжелая глиняная ваза, которую Клэппи подняла и собиралась убрать, упала на пол и разбилась вдребезги. Она ничего не сказала, цвет ее лица приобрел пепельный оттенок.
— Клэипи? Ты когда-нибудь его слышала? — ее поведение озадачило меня.
— Жакмино… — она прошептала это слово несколько раз своими старыми, уставшими губами, вспоминая. — Маленькая Жакмино… — ее глаза широко раскрылись; она повернулась и посмотрела на меня: — Да!
Бледность вокруг ее губ испугала меня; она выглядела, как будто вот-вот упадет в обморок. Я взяла ее за руку и усадила. Она не слышала меня, ее большая рука сжимала мою, и слезы заблестели у нее в глазах.
— Теперь я понимаю. Мисс Гэби, записка была в вашей комнате? — она снова поднесла ее близко к глазам, почти касаясь бумаги носом. Какое-то чувство промелькнуло у нее в глазах — то ли волнение, то ли восхищение — и тут же сменилось пустотой. Она сползла на пол. Я попыталась
Коррин появилась первая и тут же послала Полли за доктором Брауни.
Как обычно, Син внес порядок и спокойствие. Он работал методично и не спеша, не обращая ни на кого внимания до тех нор, пока не закончил. Когда он повернулся к нам, его лицо было мрачным; я знала, что он очень любил Клэппи.
— Сердце. Боюсь, у нее мало шансов, если только покой не поможет ей. Не позволяйте ей двигаться, — он оглядел всех строго, потом, незаметно для других, сжал мне руку. Он все еще готов был помочь, если понадобится.
Когда он ушел, я вернулась в свою комнату, чувствуя себя во всем этом виноватой. Клэппи узнала это слово, и я беспокоилась, почему оно так на нее подействовало.
Я начала упаковывать вещи — надо же было когда-то это сделать, — и была рада, что нашла, чем заняться. Когда с этим было покончено и делать было больше нечего, я достала записки и спустилась разыскать Джона. Я уже готова была положить их в конверт и сунуть под дверь, но не могла же я так трусливо сдаться.
Я собралась с силами, и, притворяясь, что мне ничуть не страшно, открыла дверь. Джон вернулся в библиотеку, но работать не начал. Он сидел, склонив голову и думал.
— Джон.
Он поднял голову и так на меня посмотрел, что невозможно описать словами, как плохо я себя почувствовала.
Эти два дня на нем ужасно сказались; достаточно только посмотреть на твердую, жестокую линию его губ и на глаза, полные такого гнева, который делал его лицо практически неузнаваемым. И хотя мне очень хотелось успокоить, утешить его, я знала, что это было невозможно; к нему нельзя было приблизиться.
— Что тебе нужно? — от страха у меня по спине побежали мурашки.
— Пожалуйста, мне нужно поговорить с тобой, всего минутку. Это все, что я прошу.
Он смотрел в мою сторону, но не на меня.
— Я ничего не хочу от тебя слышать. Теперь убирайся, — мышцы вокруг его шрама напряглись.
Я почувствовала, как внутри у меня начинается истерика и как ком подкатывает к горлу.
— Джон, пожалуйста. Неважно, что ты обо мне думаешь; я уезжаю. Но тебе надо выслушать меня! — меня всю трясло, я закусила губу, пытаясь взять себя в руки. — У меня есть доказательство… что Лаурин не писала тебе записки перед смертью. Ты понимаешь? — горячие слезы катились по моим щекам, но я их не замечала.
Он молча смотрел на меня.
— Неужели ты не понимаешь? — воскликнула я. — Тот, кто написал эту записку, и убил ее. Вот, — я протянула записки. — Посмотри сам. Почерк записки, которую она написала тебе, совпадает с той запиской, которую я нашла у нее в сумочке, она написана к ней. Джон… ради бога, ответь мне!
Казалось, он не слышал ни слова из того, что я сказала; он в первый раз с тех пор, как я вошла, посмотрел на меня.
— Я сказал тебе: убирайся, — он был в гневе. — Я не желаю тебя видеть. Понимаешь?