Тайна императорской канцелярии
Шрифт:
Лица моих спутников едва угадывались во тьме, но я почувствовал, что они смотрят на меня с немалым интересом.
– Вам не кажется, что палаш может играть в этой истории какую-то важную роль? – продолжил я. – Вы обратили внимание, что он лежал как бы поперек нашей траншеи?
– И что с того? – недовольно отозвался Михаил. – Какая нам разница, как его положили? Мы ведь не его искали, а золото! А вообще-то пора возвращаться. Уже полтретьего натикало, – нажал он кнопку освещения на своих часах. – Да, кстати, не успел вам рассказать…
– Может, острие лезвия как раз и указывает на то, в каком направлении следует копать дальше? – вновь прервал я его. – Послушайте, ведь это вполне возможно! Человек, зарывший палаш, мог сделать это по нескольким причинам. И не исключено, что одна из них – та, о которой я сейчас говорю!…
– Предлагаешь немного покопать в сторону? – устало осведомился Михаил. – Тебе не надоело?
– Надоело, – спрыгнул я в раскоп, – и еще как! Однако считаю, что и эту гипотезу следует проверить, пока мы еще способны шевелиться. К тому же вряд ли нам придется сильно в землю вгрызаться. Разве что на длину клинка… Ну, максимум на две его длины…
– Это ж целых два метра! – жалобно застонал Михаил, сползая вслед за мной в яму. – А в стихах, между прочим, о холодном оружии ничего не говорится.
– Может, это был своеобразный экспромт, вроде как дополнительная защита вклада в банке! – горячо поддержала меня Сандрин. – Сейчас в банкоматах в дополнение к карточке используется и секретный код, который знает лишь владелец карточки. А в те времена люди пользовались другими уловками.
Мы какое-то время по инерции обсуждали всевозможные аспекты вариантов захоронения бочонков, но вскоре тяжкая работа заставила нас прекратить досужую болтовню. Теперь работали по очереди. Пять минут копал один, затем его сменял другой. Так мы поддерживали высокий темп и не создавали толкотню в достаточно узкой траншее. Впрочем, и первым это заметил Михаил, копать стало намного легче.
– Сдается мне, – прохрипел он, выбрасывая наружу очередную порцию грунта, – здесь мягкая земля пошла.
– Странно, – приготовился я спуститься ему на смену, – раньше камней было довольно много и глины…
– А теперь ни одного камушка, – отозвался он, передавая мне лопату. – Слезай вниз, сам увидишь.
Рассмотреть в глубине Т-образной ямы что-либо было невозможно, но едва я принял смену, как моментально понял, что Воркунов прав. Вместо глинистых, богатых обломками гранита отложений я наткнулся словно на песчаную дюну. Это было странно и в то же время несколько обнадеживало. Я удвоил усилия. Одна лопата, вторая, десятая… Неожиданно раздался глухой удар, и я почувствовал, что черенок ужом выскальзывает из моих ладоней.
– Что там? – первой отреагировала Сандрин.
– Свет сюда! – скомандовал я, безуспешно пытаясь вытащить так некстати застрявший инструмент.
Девушка спрыгнула вниз, и неровный желтоватый огонек фонаря мгновенно высветил уходящий в толщу земляного откоса черенок.
– Дерни его посильнее, – посоветовал Михаил сверху, – глядишь, вылезет.
Мы с Сандрин в четыре руки ухватились за торчащий из песка черенок лопаты и изо всех сил рванули его вверх. Раздался хруст, и вместо лопаты у нас в руках оказался лишь испачканный в земле обломок. Пришлось взять вторую лопату, чтобы продолжить раскопки. Напряжение достигло наивысшего предела, когда вновь послышался знакомый скрежет, и из песчаной кучи внезапно показалось нечто похожее на небольшой черный валун. Еще пара ударов, и «валун», издав глухой переливистый звон, завалился на бок.
– Бочонок! Целый! – восторженно завопил Михаил, обрушиваясь на нас сверху, словно небольшой слон.
Довольно невежливо оттолкнув Сандрин в сторону, он обхватил новую находку руками и, надсадно хрипя от нешуточного напряжения, поволок ее на середину траншеи.
– Тяжелый, собака, одному не поднять, – наконец сдался он, вдоволь наупражнявшись с ловко выскальзывающим из рук бочонком. – Что стоишь, – зло рявкнул он на меня, – берись с другой стороны, поднимем его на поверхность.
Поднатужившись, мы со второй попытки смогли вытолкнуть осклизлый кругляш из окопа и, не мешкая, выскочили сами.
– Вот они, голубчики, – Воркунов принялся энергично катать бочонок по истоптанной траве, одновременно пытаясь ногтями содрать стягивающие его обручи.
Мне с трудом удалось оттащить его в сторону, чтобы он и в самом деле не совершил такую глупость.
– Опомнись! – довольно чувствительно стукнул я его по загривку.
– Посмотреть хочется, – заскулил он, вырываясь, – убедиться хочу.
– Потом убедишься, – вцепился я в воротник его рубашки. – Неужели не слышишь, как они звенят? Вот утро настанет, налюбуешься вволю. Подумай, что будет, если ты сейчас сломаешь обруч и все рассыплешь? Нам же придется по твоей милости еще полдня возиться, рассыпанные монеты собирать!
– Действительно, – вмешалась в нашу перепалку Сандрин, – держите себя в руках… Что вы ведете себя, как малолетние хулиганы?! Забыли, что скоро рассвет? Если не хотим оказаться в дурацком положении, давайте скорее завершим работу. То, что нашли первый бочонок – хорошо. Но не забывайте, что предстоит найти еще шесть.
Ее холодная, выверенная интонационно речь несколько отрезвила наши разгоряченные головы, и, оставив притихшего Михаила наверху, я вновь спустился в раскоп. Поскольку вырытое отверстие было слишком узко для двоих, мне пришлось работать в одиночку. Через пару минут я откопал еще один бочонок, а затем еще один. Попутно освободил и обломок лопаты, застрявшей в щели между ними. Затем меня сменил несколько пришедший в себя Воркунов. Он-то и установил, что остальные бочонки находятся под первым слоем, в своеобразном подвале. Выгрести их наружу оказалось крайне трудно – ведь каждая из этих вертких и скользких емкостей весила не менее тридцати килограммов. Окончательно справиться со столь тяжелой работой удалось лишь к половине пятого. Тяжело дыша, мы уселись втроем вокруг нашей добычи, не в силах пошевелиться.
– Но их только шесть! – удивилась Сандрин, любовно оглаживая округлые бока бочонков. – Одного явно не хватает!
– Я там все перекопал, – безжизненным голосом отозвался Михаил. – Один пропал. Его точно нет!
– Так, может, его там никогда и не было, – заметил я. – Думаете, тот, кто их зарывал, не воспользовался внезапно перепавшим богатством? Конечно, попользовался. Так что о седьмом бочонке можете забыть с чистой совестью. И кстати, друзья, нет худа без добра. Шесть на три делится поровну и без остатка.