Тайна Jardin des Plantes
Шрифт:
Но сегодня все это хрупкое равновесие было под угрозой.
Один из посетителей приблизился к Жервезе и с коварной миной прокурора, готовящегося произнести особенно хитроумный пассаж своей обвинительной речи, спросил:
— Это вы — директриса зоопарка?
Жервеза раздраженно поджала губы, затем все же ответила:
— Да, можно и так сказать.
— Кажется, вы получили предупреждение о заложенной бомбе? А белые обезьяны были убиты террористами?
«Старый болван!» — подумала Жервеза, впиваясь глазами в Любена.
Тот открыл рот, собираясь в очередной раз что-нибудь соврать, но Жервеза раздраженным жестом велела ему молчать.
— О, я вижу, новости по испорченному телефону расходятся быстро! — сказала она с иронией, посмотрев на посетителя.
Сильвен наблюдал эту
«Но Любен ведь и сам попросил меня ничего не говорить матери», — сказал он себе, отгоняя мысль о том, что эта отговорка обнаруживает лишь его собственную трусость.
Но в то же время он знал, что Жервеза была бы против, если бы он вмешался в ее «шоу одного актера» (точнее, одной актрисы).
Как раз в этот момент она повернулась к остальным посетителям и обратилась к ним:
— Друзья мои!
Перед публикой мать всегда была великолепна. Эта прирожденная актриса могла играть в любых декорациях. Как раз в этот момент солнечный луч, пробившись сквозь густую крону столетнего кедра, осветил ее белые волосы и лицо — и хотя при этом ярком свете она казалась старше, чем на самом деле, сейчас она выглядела невероятно эффектно: вокруг ее головы возник сияющий ореол.
— Дело в том, что наш старший смотритель недавно был атакован свиньей-пекари. С тех пор он малость не в себе. Но, уверяю вас, он совершенно безобиден, и вам нечего бояться.
Любен опустил глаза.
«Зря она так!» — осуждающе подумал Сильвен, продолжая, однако, сохранять неподвижность, словно кобра перед факиром. Публика явно растерялась. Жервеза приблизилась к Любену и подняла кверху край его форменной куртки:
— Понимаете, что я хочу сказать?
Собравшиеся толпой посетители разразились смехом: оказывается, он даже не снял пижаму!
Любен побледнел. Скулы его дрогнули. Однако он промолчал — только сжал кулаки и устремил взор в землю.
Сильвен наблюдал за происходящим со все большим отвращением. Но что было делать? Вмешаться и защитить Любена означало лишь усугубить его унижение. Публика также пришла в явное замешательство. Посетители быстро перестали смеяться и теперь смотрели на старика смущенно и даже сочувственно. Не могло ли так случиться, что Жервеза попалась в собственную ловушку? Сознавая, что зашла слишком далеко, она отошла от Любена, широким жестом обвела все вокруг и торжественно произнесла:
— Ботанический сад и зоопарк никогда не были целью террористов!
Словно в знак подтверждения, проблеял каменный баран, оторвавшись от своего кресс-салата. Убежденность Жервезы передалась посетителям — взгляды их заметно смягчились.
— Я, как и вы, боюсь террористов, — продолжала она. — Точно так же, как и вы, я проявляю осторожность в повседневной жизни. Но все-таки основные объекты, которые террористы стремятся разрушить, — это правительственные здания или те сооружения, которые являются некими символами страны… Но кому придет в голову разрушать Ботанический сад или зоопарк?!
Посетители невольно заулыбались.
— А скажите, мадам, — неожиданно произнес мальчик, который перед этим расспрашивал Любена, — где белые обезьяны?
— Они в надежном месте, и с ними все в порядке, — ответила Жервеза, погладив ребенка по голове. — Друзья мои, — обратилась она к остальным, — гуляйте по зоопарку в свое удовольствие и приходите снова через неделю — к тому времени белые обезьяны снова будут на месте!
Не прошло и минуты, как толпа рассеялась.
Жервеза же продолжала оставаться там же, где стояла. Но, едва убедившись, что никто больше не обращает на нее и Любена внимания, она повернулась к смотрителю, чтобы обрушить на него весь накопившийся гнев.
Глаза комиссара удивленно округляются.
Я подключаю к его компьютеру простенькое устройство USB sandisk cruzer (улучшенное моими стараниями), и на экране монитора появляются кадры видеозаписи, сделанной прошлой ночью.
Комната, погруженная в полумрак. Все спокойно. Тишину нарушает лишь едва слышное дыхание спящего
Вдруг снаружи из окна падает свет. Нет, не свет… это тень, но она — белая! Она открывает окно и проникает в комнату.
Странно, но по мере того, как изображение становится четче, тень словно размывается. Как будто у непрошеного гостя имеется какая-то защита от видеонаблюдения…
Я еще вчера мимоходом обратила на это внимание, когда просматривала запись, и теперь я убеждаюсь, что это действительно так.
Комиссар Паразиа весь обратился в зрение и слух.
Вцепившись в край стола, он не моргая смотрит на экран. Порой чуть морщит нос.
Изображение слегка подергивается, но отчетливо виден силуэт человека, который берет ребенка на руки. Силуэт размыт — словно бы человек слегка подтаивает, как снеговик в оттепель.
Не удержавшись, я возбужденно спрашиваю:
— Видели?
Паразиа не отвечает.
Человек прижимает ребенка к груди. Теперь силуэт похитителя совсем поблек, его почти не видно. Потом он перешагивает через подоконник и исчезает в ночи.
И снова тишина. Ее нарушает лишь крик Нади «Нет, не может быть!.. Не-ееет!», когда она входит в комнату спустя несколько минут.
Паразиа остается неподвижным.
Потом снимает очки, одной рукой трет лоб, а другой выключает запись.
Я пораженно молчу.
Комиссар поворачивается ко мне и смотрит на меня одновременно с усталостью и презрением:
— Это все?
— Простите?..
— Ты пришла только ради того, чтобы показать мне вот это?
Я ничего не понимаю.
— Но разве…
— Ты и в самом деле думала, что я тебе поверю? У тебя, скорее всего, и нет никаких записей! А это ты сварганила прошлой ночью, так?
Он начинает перебирать лежащие на его столе бумаги с таким видом, словно меня уже нет в кабинете.
— Ты могла бы, по крайней мере, сделать это не так топорно, — прибавляет он через некоторое время, не глядя на меня. — Мой сын делает такие «спецэффекты» гораздо лучше — всего лишь с помощью цифровой камеры…
Это мне совсем не нравится! Я приношу ему на блюдечке ценнейшую улику — а он думает, что я его разыгрываю! Всё с ног на голову!..
— Но вы же видели этот…
Он наконец поворачивает голову ко мне и удивленным тоном произносит:
— Ты еще здесь? Ты что, не понимаешь, что мне хватает работы сегодня утром?
У меня буквально челюсть отваливается. Этот тип не шутит…
— Но вы хотя бы пересмотрите запись еще раз!..
Паразиа страдальчески поднимает глаза к потолку, потом снимает трубку служебного телефона и говорит:
— Люка? Ты не мог бы проводить малышку к выходу?
Прежде чем я успеваю что-то сказать, в кабинет входит коп, с которым я недавно разговаривала в коридоре. Он берет меня за руку и слегка подталкивает к двери.
Глава 16
— Почему от меня это скрыли? — жалобно спросил Любен. — Зачем понадобились эти россказни про ветосмотр, если на самом деле обезьяны исчезли?
Голос его отдавался под влажными каменными сводами душного вивария, где они втроем с Жервезой и Сильвеном заперлись прямо перед носом у канадского туриста, который собирался сфотографировать кайманов. Но сейчас было не до туристов.
В круглом помещении с приглушенным зеленовато-желтым светом стояли террариумы рептилий. В центре находился бассейн кайманов, имитирующий одно из таких гнилых болот, в каких они обычно живут в природных условиях. Сейчас кайманы спали в этом «болоте», разинув пасти. В соседнем бассейне спали галапагосские черепахи. Только рептилии казались обеспокоенными. Боа, питон, варан, хамелеон, повернув голову к вошедшим, пристально за ними наблюдали.
В нескольких словах Жервеза рассказала смотрителю, что на самом деле произошло вчера: как Сильвен пошел прогуляться по зоопарку, обнаружил опустевшую клетку белых обезьян, как они оба перепугались…
Чуть ли не после каждой фразы она оборачивалась к сыну, словно для того, чтобы тот подтвердил достоверность ее слов.
«Не правда ли, Сильвен?» «Ведь так оно и было, Сильвен?»
— Мама, не трать слов понапрасну, — наконец произнес он. — Любен знает, как все было. Я зашел к нему после того, как мы с тобой расстались…