Тайна Jardin des Plantes
Шрифт:
Сильвен был уже далеко — он плыл к боковой калитке, ведущей к служебным помещениям Ботанического сада.
Здесь гоже все было затоплено.
Тринитэ вода доходила до плеч. Но девочка уже привыкла к ее температуре и с удивлением осознала, что теперь вода кажется ей почти теплой.
«Нет, наоборот, это мое тело остыло, — вскоре поняла она, чувствуя, как внутри все сжимается от страха. — Еще через десять минут я не буду чувствовать ни рук, ни ног, потом окоченею, как альпинист, накрытый лавиной…»
— Туда, — сказал Сильвен, — указывая
Когда они приблизились, их глазам предстало удивительное зрелище: хотя домик смотрителя был построен в низине, его окружала невысокая каменная ограда, и вода через нее пока не перелилась.
— Совсем как польдер [11] … — прошептал Сильвен, поднимаясь на ограду.
Затем он помог подняться Тринитэ, которая словно зачарованная смотрела на этот островок суши ниже уровня воды!
11
Польдер (голланд. polder) — осушенный и возделанный низменный участок побережья, часто — ниже уровня моря.
Спрыгнув на землю, Сильвен вполголоса произнес:
— Добро пожаловать в замок Клингзора!
— Что? — спросила Тринитэ, чья одежда, насквозь пропитанная водой, стала тяжелой, как скафандр.
Обернувшись, Сильвен прижал палец к губам:
— Тс-с!.. Больше ни слова!
И, крадучись, стал приближаться к хижине.
«Невероятно!» — подумала Тринитэ, разглядев вблизи хижину и окружающее пространство.
Несмотря на облепившую тело мокрую одежду, ледяной холод и лихорадочную дрожь, девочка была настолько удивлена, что даже забыла обо всем этом на какое-то время. Жилище, стоявшее перед ней, трудно было назвать даже хижиной — скорее уж это была какая-то человеческая берлога, окруженная буйными зарослями травы, кустов, крапивы и папоротников. Но еще сильнее Тринитэ была изумлена тем, что оказалась на клочке суши, вокруг которого вздымалась вода — словно в подводной лодке с прозрачным верхом или у подножия горной плотины, лишь одна трещина в которой может привести к гигантскому наводнению.
В то же время и она, и Сильвен понимали, что вода в любую минуту может перелиться через ограду, после чего огороженное пространство мгновенно заполнится ею, словно раковина, слив которой заткнули пробкой. И тогда настанет конец и хижине, и ее хозяину… если он все еще внутри.
Приблизившись к единственному окну, Сильвен прижался спиной к стене. Затем он вытянул шею и осторожно заглянул в окно. Как раз в это мгновение луна вышла из-за туч и осветила внутренность хижины.
Любен был там.
Он сидел в старом кресле, спиной к окну.
Сквозь мутное стекло Сильвен разглядел горящую перед стариком на столе свечу.
Обернувшись к Тринитэ, Сильвен быстро кивнул ей, затем резко распахнул дверь.
Любен не шелохнулся.
Словно окаменев, он по-прежнему сидел в кресле спиной к визитерам, перед зажженной
Эта неподвижность слегка обеспокоила Сильвена.
— Я… я пришел поговорить, — произнес он с усилием.
Никакой реакции.
Напрасно он ждал хотя бы чего-то вроде фразы «Ну, так заходи».
Нет, тяжелое, гнетущее молчание.
«Какая-то подводная тишина!» — подумала Тринитэ, неуверенно входя следом за Сильвеном в хижину старшего смотрителя зоопарка.
— Любен?.. — вполголоса окликнул старика профессор.
— Входи, — наконец произнес Любен слабым, шелестящим голосом. Но так и не обернулся.
Дрожащее пламя свечи искажало падавшую на потемневшие от копоти стены тень старика, слабо освещало книжные шкафы, гравюры без рамок, крышку колодца в центре комнаты и древний камин, где еще мерцали догорающие угли.
— Садись у огня…
«Тепло!» — воскликнула мысленно Тринитэ и, забыв обо всем, первой устремилась к очагу. Она так замерзла в своей промокшей насквозь одежде, что охотно залезла бы внутрь камина.
«Если я хоть немножко не согреюсь, то окочурюсь прямо на месте!» — сказала она себе, энергично вороша угли кочергой. Потом зачерпнула горстью угля из корзины, стоящей чуть в стороне, и бросила в очаг.
Пламя тут же вспыхнуло с новой силой.
Только после этого девочка наконец обернулась к Любену, который смотрел на нее ничего не выражающим взглядом.
«Лицо как будто из дубовой коры», — подумала Тринитэ. Но она слишком продрогла, чтобы испугаться чего-то по-настоящему. Сильвен, напротив, по-прежнему оставался в нерешительности. Казалось, он боится приблизиться.
«Он что, боится Любена? — подумала Тринитэ с удивлением. — Почему он стоит в тени? Всю дорогу был на взводе, а теперь вдруг скис… Может, он только сейчас осознал бойню в музее, смерть матери, послание от Габриэллы — все, что недавно произошло?»
Девочка была права: Сильвену хотелось убежать, скрыться. Перестать существовать. Исчезнуть навсегда.
Однако вместо этого он все же приблизился к старику, неподвижно глядящему на свечу. И наконец увидел землистое лицо своего наставника.
— Все кончено, ты об этом знаешь? — прошептал Любен, не шелохнувшись.
Где-то в глубине души Сильвен ощутил укол совести.
— Любен… — прошептал он с горечью. Лицо старика поразило его — оно было похоже на поле боя, усеянное воронками от снарядов.
Старый смотритель попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась гримаса.
Затем он с трудом поднялся, дошел до кровати и, застонав от боли, рухнул на нее.
— Возьми меня за руку… — прошептал он, протягивая Сильвену руку. Его тон был почти умоляющим. — В последний раз, — прибавил он.
Сильвен порывисто бросился к кровати и, сев рядом с Любеном, сжал в ладонях обе руки старика.
— Любен… — прошептал он, с трудом сдерживая волнение.
Тринитэ чувствовала себя все более неловко.
«Я не должна этого видеть. Это семейное дело…»
Однако смотритель, превозмогая боль, обернулся к ней и даже попытался ей улыбнуться.
— И вы тоже… подойдите… — выговорил он.