Тайна Jardin des Plantes
Шрифт:
И, указав Тринитэ на свободный стул, знаком велел придвинуть его ближе к кровати.
Девочка заметила, что взгляд старика неожиданно стал твердым, почти суровым.
Судя по всему, он собирался рассказать им что-то важное, и Тринитэ с нетерпением ждала этой исповеди. Трое сидящих рядом, лицом к лицу, людей, один из которых — дряхлый старик с лихорадочно горящими глазами, и единственная свеча, озаряющая комнату неверным светом, — все это придавало сцене фантасмагорический оттенок, заставляющий вспомнить о картинах Ла Тура [12] .
12
Жорж
«И в довершение всего — кругом вода!»
Вода с минуты на минуту могла перелиться через ограду, но пока еще крохотный клочок суши со стоящей на нем хижиной оставался неким миниатюрным подобием Атлантиды.
— Здесь нельзя оставаться, — наконец произнес Сильвен, повинуясь слабому импульсу здравого смысла.
Любен небрежным жестом отмел это замечание.
— Слишком поздно, — тихо сказал он. — И мне о многом нужно рассказать… — Он пристально посмотрел на Сильвена и Тринитэ и прибавил: — Вам рассказать…
На лице старика отражалась непреклонная воля.
— Но что произошло? — спросил Сильвен.
Любен нахмурился.
— Они добрались до нас, — ответил он, прерывисто вздохнув. — Они… они никогда нам особо не доверяли. Я думаю, что это действительно конец…
— Конец чего? — неуверенно спросила Тринитэ.
— Конец всего, мадемуазель.
— Чего всего?
Любен с трудом повернул голову к окну:
— Нам, Парижу и всему остальному. Все это скоро исчезнет. Нам стоило бы прислушиваться к ним все эти годы… Но никто не хотел принимать их всерьез… Даже Жервеза… Даже я…
— Но кого их?! — спросили почти одновременно Сильвен и Тринитэ.
Мечтательно глядя куда-то вдаль, Любен вполголоса произнес:
— Аркадийцы…
— Да кто такие эти аркадийцы? — сказала Тринитэ, от нетерпения даже притопнув ногой по полу. — Террористы?
Любен ответил не сразу. Его взгляд смягчился, на губах появилась улыбка. Можно было подумать, что он с элегическим наслаждением созерцает некую картину, видимую только ему.
— О, это очень долгая история…
— Вплоть до конца ледникового периода на месте нынешнего Парижа был лес, непроходимый и заболоченный, который занимал большую часть Северной Европы. Бесконечная сельва, протянувшаяся от Бретани до Урала…
Слабый глухой голос Любена постепенно становился звучным и размеренным. Слушая его, Сильвен чувствовал, что возвращается во времена детства, когда старик рассказывал ему о легендах и тайнах Парижа, сидя у камина в этой самой хижине, словно выпавшей из времени.
— В те времена, — продолжал смотритель, — Сена была такой же широкой, как нынешняя Амазонка. Она пересекала громадные леса, разветвляясь на множество
Только одна дорога проходила через этот хаос деревьев и льда. Она спускалась с холмов и вела к Сене — ее протоптали мамонты, ходившие к реке на водопой. Они вытоптали заросли папоротников и раскрошили в труху поваленные засохшие деревья. Позднее этой дорогой, которую римляне называли cardo maximus, пользовались жители Парижа, и она существует до сих пор…
— Улица Сен-Жак… — негромко произнес Сильвен.
Тринитэ, как и он, была очарована голосом Любена. Она почти не думала ни о лачуге, в которой находилась, ни о наводнении, ни о своей промокшей одежде — только потому, что старик обладал настоящим даром рассказчика.
— Не по этой ли дороге, — продолжал он, — пришли сюда аркадийцы в конце ледникового периода? Мы никогда этого не узнаем. Но в их архивах существуют сведения о том, что они появились здесь более десяти тысяч лет назад. Откуда они пришли? Через какие края пролегал их путь? Где была их исконная родина? Все эти вопросы остаются без ответа, но многое заставляет предположить, что аркадийцы — народ древний, как сама Земля…
Тринитэ едва сдерживалась, чтобы не засыпать старика вопросами. Но все же она решила сначала дослушать рассказ.
«Он и без того говорит из последних сил… Нельзя его перебивать…»
— Официальная история говорит нам, что первые парижане построили укрепленное поселение на месте нынешнего района Берси примерно шесть тысяч лет назад. Чушь! Полная чушь! Задолго до того аркадийцы поселились в небольшой излучине реки Бьевры, там, где сейчас стоит церковь Сен-Медар. Позже на этом месте возник небольшой поселок Сен-Марсель…
— Но это буквально в двух шагах от «Замка королевы Бланш»!.. — прошептала Тринитэ, не удержавшись.
Любен ограничился тем, что лишь слегка опустил веки в знак согласия, и продолжал:
— Аркадийцы принадлежали к мегалитической цивилизации, так же как их современники в Бретани, Англии, Ирландии. У них был тот же самый обычай сооружать надгробия из громадных стоячих камней, называемых менгирами. В районе обитания аркадийцев было воздвигнуто множество таких камней, которые сохранились до самого Средневековья: Пет-о-Дьябль на улице Лобо, недалеко от парижской мэрии; Пьер-о-Лярд возле церкви Сен-Мерри; Пьер-о-Лэ у башни Сен-Жак; ну и конечно, знаменитый Большой Булыжник на равнине Гренель… Все это — древние надгробия аркадийцев, самых первых жителей Парижа…
Тринитэ с трудом могла вообразить себе Париж в лесу, на полянах которого возвышаются надгробия из стоячих камней…
Сильвен также пытался полностью сосредоточиться на рассказе, забыв недавнюю бойню в музее, и объединить сведения, сообщаемые Любеном, в единую систему со своими собственными познаниями. Конечно же он знал о древних менгирах и не раз слышал эти названия: Пет-о-Дьябль, Пьер-о-Лярд…
«Но древние племена, жившие здесь раньше всех остальных, нам известных… нет, это уж слишком», — думал он с сомнением. Любен ведь всегда приукрашивал историю — как искусный гример из похоронного бюро, накладывающий макияж на лица покойников…