Тайна казачьего обоза
Шрифт:
— С Косиндо будет время разобраться.
«Холодно, сынок?» «Зябко мне, мама». «Ты весь дрожишь, сынок». «Болезнь меня гложет». «Ты весь горишь, сынок». «Пылает душа и сердце объято огнём, мама». «Я рядом, не бойся, сынок». «Страшно, мне, мама». «Страх — это сон, он утром уйдёт». «Он ночью вернётся, мама». «Любовью своей тебя защищу от невзгод, сынок». «Поздно, назад не вернёшь старый сад, мама». «Любовью укрою от бурь и от вьюг, сынок». «Мне холодно, мама!» «Любовью согрею, любовью спасу, сынок!» «В сердце стужа и лёд. Поздно, мама». «Любовью его растоплю, слезами размою
Вертолёт летел низко над лесом, касаясь колёсами верхушек деревьев.
Поднимаемый лопастями ветер гнул деревья, рвал ветви, гнал во все стороны мусор.
— Высматривают нас, как добычу, — сказал егерь, следя за полётом машины. — Но мы не зайцы и ветром нас не испугаешь.
— Гаврил Семёнович, — храбрясь, обратился к егерю Шмидт, — как вы думаете, студенты в безопасности?
Егерь сказал, ежели нос из схрона не высунут, ни одна мышь-полёвка не прознает. Шмидт сказал, ну да, ну да, бережённого бог бережёт и погладил цевьё. Егерь поинтересовался, давненько ли он стрелял из автомата; Шмидт кивнул головой, да, давненько, на сборах после окончания института и, заметив улыбку егеря, смущённо произнёс, я всё-таки человек науки. Гаврил Семёнович попросил не обижаться, спросил из любопытства. «Я ведь знаете, — сказал егерь, — белку в глаз бить не в колыбели научился. Всему своё время». Шмидт посмотрел по сторонам и заметил, что-то запаздывают наши то. Егерь навострил ухо. Вы, дескать, ничего не слышите? Нет, не слышу. Хвоя поскрипывает под ногами. Быстро идут. Наши? Увидим. А если чужие? Егерь похлопал винтовку по прикладу, они у нас не для развлечения.
Хоронясь, первым приблизился участковый. За ним остальные. Филипп Семёнович первым делом справился, как тут обстановочка.
Снова нагоняя жути на лесное зверьё, пролетел вертолёт.
— Весёлая, — заключил он. — Выдвигаемся.
Время имеет способность замирать и тогда секунда кажется часом.
За время продвижения группы к посёлку, Артур и Петя первыми заметили засаду и ликвидировали боевиков. Хотя над Айной и посмеялись, увидя её решение снять стрелка в вертолёте, поливавшего их из спаренного крупнокалиберного пулемёта свинцовым дождём, стрелой. Но когда он вывалился из кабины и повис на ремнях со стрелой в шее, в чудо поверили сразу. Ещё больше поверили в него, когда наткнулись на две «базуки», оброненные боевиками. От первой ракеты пилот уклонился, вторая лишила шанса увидеть в будущем своих внуков.
В посёлке тоже разгорались кратковременные стычки в разных местах. Местные мужчины, промысловики и охотники, решили своими силами выжать противников за территорию поселения.
Подоспевший вовремя отряд, частично на трофейных квадроциклах, в считанные минуты, не следует забывать о свойствах времени растягиваться, уничтожил боевиков. Отдельных сопротивляющихся, успевших скрыться в тайге, за несколько часов преследования или взяли в плен ранеными или уничтожили охотники в лесу.
Из донесения Археолога.
«Своими силами с помощью местного населения посёлок Белые пески освобождён от боевиков. Костюк направил следователей, Шмидта
Предположительно, он направляется к протоке, чтобы выйти на реку и скрыться.
На его поимку отправились Глотов П., Васильев А. и Красноштанова А., движимые интересами общего дела.
Подробный отчёт составлю и пришлю в ближайшее время.
Археолог».
Сильвестр Борисович положил лист с донесением на стол и подумал, что пора познакомиться с этими молодыми людьми и набрал на телефоне номер друга.
Зону лихорадило с вечера.
Необъяснимое чувство чего-то тревожного птицей витало над бараками и поднимало ветер невидимыми крыльями, который проникал сквозь закрытые окна и через плотно затворенные двери, просачивался щелями внутрь помещений, проползал тонкими щупальцами под одежду и тонкие длинные пальцы оставляли на теле неприятные следы. Нервный озноб продирал до костей. Тощие и упитанные тела зэков вздрагивали. Некоторые трясли плечами, стараясь сбросить с плеч прозрачный бушлат тревоги. Но словно вши, неприятные ощущения мелкими уколами покрывали тела. И руки сами тянулись под одежду чесать, яростно чесать, ожесточённо чесать особо чувствительные места.
И зэки не стеснялись друг друга. Скребли кожу, не обращая внимания на соседей.
Умноженный на количество тел шум чешущих кожу пальцев грозовым облаком повис над зоной.
После ухода Вити Рябого полковник Сутулый позвонил в медсанчасть.
Дневальный ответил моментально.
— Дневальный по медсанчасти…
Знакомый голос хозяина оборвал бурный поток слов:
— Лепила на месте? — спросил Сутулый.
— Так точно! — отрапортовал дневальный.
— Пригласи.
— К телефону, товарищ полковник?
— К телефону, товарищ полковник? — перекривил Сутулый дневального, — нет, к моей заднице, блин, дебил!
— Зачем вы так, товарищ полковник…
— Не канючь и мигом лепилу!..
— Есть, товарищ полковник!
Минуты две или три с половиной в трубке Сутулый слышал далёкое шарканье ног, отдалённые голоса медсестёр и врачей. Трубка всё это время лежала на тумбочке. Преодолевая посторонний фоновый шум, раздался несколько вальяжный, с нотками каприза, голос лепилы, мол, кто это его тревожит и отвлекает от медицинских исследований.
— Алло!.. — раздался в трубке привередливый голос.
— Привет, лепила! — поприветствовал доктора Сутулый, — представиться или узнал?
— Здравия желаю, товарищ полковник, — растягивая слова, произнёс доктор, — и не лепила, к вашему святейшему вниманию, а доктор с большой буквы!
— Слышь, Асклепий…
— Эскулап!..
— Слышь, Эскулап, — исправился Сутулый. — Не весь запас спирта выпил?
— Да что ж вы меня, товарищ полковник, алкашом-то принародно выставляете!..
— Не корчи целку, Асклепий…
— Эскулап…
— Задолбал, пьян медицинская…
— Обидеть скромного лекаря легко грубому и невоспитанному…
— Короче, Асклепий, — поборов сильное желание высказаться крепче и внятнее, проговорил Сутулый, — хватай шило и дуй ко мне. Пять минут хватит?
— Уложусь в три.
Три минуты спустя, в дверь кабинета начальника Табагинской зоны раздался тихий стук.
— Войдите! — крепким поставленным голосом произнёс Сутулый.