Тайна казачьего обоза
Шрифт:
— Чо буянишь, болезный? — обратилась она к Штырю.
— Слышь, старая, сосед дома? — прокричал он.
Бабка поджала губы и процедила:
— Я слеповатая, а не глухая.
Штырь приблизил лицо к бабке.
— Повторяю, бабуля, сосед дома?
Старушка взорвалась.
— Какая я тебе бабуля, внучок, твою мать! Я тебе так дам, на молодых тёлок смотреть не будешь!
— Брэк, уважаемая! — поднял руки вверх Штырь.
Мужчины рассмеялись, что, Штырь, спасовал, словил пилюлю. Штырь не растерялся, видя, как старушка безуспешно пытается прикурить, ломая спички, поднёс зажжённую зажигалку.
— Прошу
— Зря не пыжься — обделаешься! — снова не полезла за словом в карман старушка, затянулась глубоко, прищурила хитро глаза. Пожевав губами, выпустила дым тонкой струйкой. — А чтоб он здох, зараза!
— Что же вы, мамаша, такая злая, — примирительно сказал Зяба. — Нас как в детстве учили: человек человеку друг…
— Волк! — зло выплюнула старушка. — Всю ночь у него музыка орала, «Владимирский централ, ветер северный…» — Передразнила старушка манеру петь Трубы, — да бомжева окрестная по лестнице туда-сюда шлындала, спать мешала. Успокоился, ирод, под утро, — высказалась она и посоветовала: — Вы, соколики, дверь-то посильнее толкните, заклинивает её, как и хозяина, впрочем. Да он и замок никогда не закрывает, даже когда из дому уходит. Все в посёлке в курсе, что Труба за птица, зря не сунутся. И что у него брать? Мышь церковная богаче…
Штырь навалился плечом на дверь и еле устоял на ногах. Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель ударил густой застоявшийся запах водочного перегара и табака.
Подождав, пока воздух немного не освежится, мужчины вошли в квартиру, закрывая носовыми платками лицо.
Трубу увидели бревном, лежащим на диване, лицом к стене. По столу и на полу разбросаны остатки пищи, окурки, звенят, сталкиваясь, пустые бутылки.
Зяба осторожно потрепал Трубу по плечу.
Перевернувшись, Труба упал на пол, поднял голову, поводил ею по сторонам, пытаясь рассмотреть виновника, нарушившего его покой, мутным взором. Затем, сфокусировав зрение, он узнал корешей. Безжизненно помахал пальцами и, попытавшись что-то произнести, закрыл глаза.
Штырь кивком головы Косяку и Варенику приказал усадить Трубу на диване. Брезгливо морщась, они с трудом придали телу вертикальное положение.
— Труба, — Штырь чувствительно потряс кореша за плечо, — просыпайся.
— Водки! — резко скомандовал Труба, не открывая глаз, и пошатнулся вперёд.
— Обойдёшься, — осадил его Штырь.
Посмотрев на корешей, Штырь сообщил Трубе, что золотишко нашлось. Выходит, Рябой, не обманул, а ты обвинил его. Чуйка у тебя, понимаешь ли. Вот мы и приехали, чтобы чуйку твою расчуйковать. И Вите Рябому есть, что тебе сказать.
— Кстати, слышишь шаги, это он, — закончил Штырь.
Труба попытался дёрнуться, но крепкий удар в грудь вернул его на диван.
— Труба, я понимаю тебя прекрасно, — сказал Зяба, — но за базар надо ответить.
В квартиру вошёл Витя Рябой. Сел на предложенный стул перед корешем.
— Здорово, Труба!
Труба прищурясь, посмотрел на Витю.
— Здорово у коровы…
Завидев издали приближающийся автомобиль, Шмидт поспешил навстречу. Не доезжая метров пяти, машина остановилась, и Шмидт рассмотрел сидящего в полицейской форме водителя и растерянно остановился. Водитель вышел из машины и подошёл
— Вижу, вы тоже спутали меня с моим братом егерем, — рассмеялся полицейский и представился: — Филипп Семёнович.
— Сходство безусловное! — сказал, придя в себя Шмидт, протянул руку: — Шмидт Алексей Оттович, руководитель студенческой экспедиции.
Мужчины пожали руки и, участковый заметил, что рука у Шмидта крепкая, не смотря на то, что он учёный. Пришла очередь Алексея Оттовича рассмеяться, многие думают, сказал он, что если учёный, то рахит или дохляк. А нам частенько приходится перелопачивать тонны земли в поисках какой-нибудь оброненной в далёкие времена вещицы.
— Ну что ж, — участковый поправил фуражку, — пойдёмте к нашим костям.
— Вы хотели сказать — гостям? — переспросил Шмидт.
— Отнюдь, — ответил участковый, — именно, к костям.
Сопровождаемый Шмидтом и взглядами студентов и охранников, участковый около часа ходил вокруг вымытых водой из земли человеческих останков. Приседал и внимательно рассматривал фрагменты костей, переворачивая их длинной оструганной палочкой. Ею же он двигал и фигурки из металла.
— Как вы полагаете, золото? — спросил Шмидт.
Участковый ответил уклончиво:
— Скажем так, металл жёлтого цвета.
Шмидт снова задал вопрос.
— И как давно развернулась здесь эта ужасная трагедия?
Участковый помедлил с ответом, переместился на другое место и поддел на кончик палочки гильзу.
— Одно могу сказать с уверенностью, это — криминал. Время… — Филипп Семёнович задумался, разгребая палочкой в земле новые гильзы, — трудно сказать определённо, но более полувека назад. Точный ответ дадут эксперты-криминалисты после лабораторных исследований.
— Что вы можете сказать на первый взгляд?
— Могу сказать… могу сказать, это всё очень интересно.
Участковый рукой покопался в земле и извлёк в комьях налипшей земли геометрическую трапециевидную фигуру.
— Таких слитков природа сама сотворить не может. Ergo… — Филипп Семёнович посмотрел на Шмидта.
— Следовательно, — сказал Алексей Оттович.
— Ну, да, это творение рук человеческих. Вот посмотрите, — он пригласил жестами студентов и охранников, — на следующие фигурки. Вы когда-нибудь видели, чтобы природа, изловчившись, при всей нашей совремённой фантазии и почёрпнутым сведениям из американских фантастических фильмов, сама изваяла вот этот слиток, весьма похожий на самолёт… или этот, примитивно сработанный, но легко узнаваемый по контуру олень без рогов… вот, например, египетская пирамида в масштабе, сами понимаете… Всё это, безусловно представляет интерес и для науки…
— В первую очередь! — произнёс Шмидт.
— Конечно, — посмотрел на учёного участковый, — и для криминалистов. Мне самому уже интересно, что и когда могло здесь произойти. Что за боевое сражение. Между кем.
— Между сильно развитой внеземной расой и примитивным человеком, — сказал, засмеявшись, Миша Гребень, — и, естессно, мы победили.
На него шикнули. Да вы чо, обиделся он, и пошутить нельзя. Нашел место…
— Скорее всего, здесь нет победителей, я так думаю, — сказал Алексей Оттович. — А трагедия развернулась из-за золота. Во все времена войны начинали, чтобы обогатиться за счёт побеждённых народов и из-за женщин, не всегда самых умных и красивых. Такова метафизика жизни.