Тайна Клумбер-холла
Шрифт:
Глава 2
О странных обстоятельствах, при которых в Клумбер-холле появляется новый жилец
В сравнении с особняками зажиточных деревенских сквайров Брэнксом кому-то мог бы показаться скромным пристанищем, но нам, после продолжительного обитания в тесной квартирке, его великолепие казалось сравнимым лишь с великолепием королевской резиденции.
Здание было довольно протяженным и приземистым, с покрытой красной черепицей кровлей, со сверкающими бриллиантовым блеском оконными стеклами, с бессчетным количеством жилых комнат, стены которых были обшиты дубовыми панелями,
На западе тянулась широкая кайма песчаного пляжа, за которой плескалось Ирландское море. По всем остальным направлениям, насколько хватал глаз, раскинулись безлюдные заболоченные земли, поросшие вереском, имеющие вблизи серовато-зеленый оттенок, а на расстоянии казавшиеся пурпурными. Очень уныло и одиноко было здесь, на Уигтаунском побережье. Можно было пройти много утомительных миль, и не встретить ни единой живой души, за исключением разве что белых исландских морских чаек, неуклюже хлопавших крыльями и пронзительно перекликавшихся друг с другом своими резкими, печальными голосами.
Так одиноко и так уныло! Куда ни кинь взгляд, за Брэнксомом не видно было никаких следов пребывания человека, если не считать высокой белой башни Клумбер-холла, вздымавшейся, подобно надгробию некоей гигантской могилы, между елей и лиственниц, опоясавших ее.
Этот огромный особняк с замшелыми, обветренными стенами, удаленный не менее чем на милю от нашего пристанища, был когда-то построен богатым купцом из Глазго, человеком странных вкусов и привычек, тяготевшим к уединенному образу жизни. Но ко времени нашего прибытия в Брэнксом тот особняк был необитаем, и уже на протяжении многих лет стоял, безучастно взирая пустыми глазницами окон на поросшую вереском холмистую пустошь.
Опустевший, тронутый плесенью, он долгие годы служил лишь в качестве берегового ориентира для рыбаков. Местные рыбаки по опыту своему знали, что лодку следует править, придерживаясь направления, когда труба лэрдовского особняка и белая башня Клумбер-холла выстраиваются в одну линию, – и тогда, может статься, даже в беспокойных водах незащищенной от ветра бухты избежишь столкновения с коварными рифами, чьи зубчатые гребни притаились под водой, подобно хребту дремлющего сказочного морского чудовища.
Вот в такое безлюдное место и занесла судьба нас троих: моего отца, сестру Эстер и меня. Но нас не пугала эта уединенность. После шума и суеты большого города, после изнурительных потуг соблюдать хотя бы видимость внешних приличий при скудном доходе, здесь, в этих бескрайних просторах, в линии горизонта, где небо сливается с землей, и в прохладном морском воздухе, – во всём этом было что-то успокаивающее, врачующее душу. А кроме того, здесь не было вечно подглядывающих и сплетничающих соседей.
Лэрд оставил нам свой фаэтон и двух пони, и с помощью этого передвижного средства мы с отцом объезжали имение, выполняя не очень обременительные обязанности управляющего, или «управителя», как его здесь называли. А наша милая Эстер взяла на себя ведение домашнего хозяйства, и озарила своим присутствием это мрачное, старое здание.
В таком ключе протекала наша простая, не заполненная серьезными событиями жизнь, вплоть до того летнего вечера, когда случилось непредвиденное происшествие, ставшее провозвестником всех тех странных событий, которые и побудили меня взяться за перо, чтобы описать их.
У меня вошло в привычку отправляться по вечерам в лэрдовском ялике на рыбалку в надежде поймать парочку мерлангов, чтобы скрасить нашу трапезу. В тот приснопамятный вечер ко мне присоединилась моя сестра. Пока я забрасывал в воду леску, находясь на носу лодки, она удобно устроилась с книжкой на корме.
Солнце уже опустилось за линию горизонта, но длинная гряда пробегавших над морем облаков была по-прежнему подсвечена багряными отблесками, образуя над водами Ирландского моря нечто вроде сияющего ореола. Простирающаяся до самого горизонта бескрайняя водная гладь была испещрена бесчисленными темно-красными бликами. Я приподнялся в лодке и огляделся вокруг, в восхищении любуясь широкой панорамой побережья, моря и неба, и тут моя сестра дернула меня за рукав. С губ ее сорвался тихий возглас изумления.
– Посмотри-ка, Джон, – воскликнула она, – там, в башне Клумбер-холла, какой-то свет!
Я повернул голову и вгляделся в высокую белую башню, видневшуюся за полосой деревьев, а вглядевшись, отчетливо увидел, как в одном из окон мелькнул проблеск света. Внезапно исчезнув, он вскоре вновь появился в другом окне, этажом выше. Померцав немного, он по очереди вспыхнул в двух нижних окнах, затемненный листвой окружавших башню деревьев. Было похоже, будто кто-то поднялся по башенной лестнице, неся в руке свечу или лампу, а затем спустился, возвращаясь в главный корпус особняка.
– Но кто бы это мог быть? – вскричал я, адресуя этот вопрос скорее себе, нежели Эстер, поскольку лицо сестры, выражавшее полное изумление, красноречиво свидетельствовало, что у нее нет никаких объяснений происходящему. – Возможно, это кто-то из жителей Брэнксом-Бира незаметно пробрался в дом.
Но сестра отрицательно покачала головой.
– Ни один из них не осмелился бы пройти через главные ворота, – сказала она. – Кроме того, Джон, ключи от дома хранятся у агента по недвижимости в Уигтауне. Как бы ни были любопытны эти люди, ни один из них не смог бы проникнуть в дом.
Когда я вспомнил массивную дверь и громоздкие ставни, защищающие от вторжения незваных гостей нижний этаж Клумбер-холла, я не мог не признать, что в аргументах сестры есть резон. Для того чтобы проникнуть в дом таким путем, несвоевременный посетитель должен был либо обладать недюжинной силой, либо заблаговременно разжиться ключами.
Заинтригованный этой маленькой загадкой, я приткнул лодку к берегу, исполнившись решимости самолично проверить, кто же этот незваный гость, и каковы его намерения. Оставив сестру в Брэнксоме, я пригласил присоединиться ко мне Сета Джемисона, – человека, побывавшего на войне, одного из самых крепких и сильных рыбаков. И мы вдвоем направились через поросшую вереском пустошь, в то время как над нами стремительно сгущались сумерки.