Тайна кофейни «Потерянные души»
Шрифт:
– Не знаю. В то время было много рабочих мест, и платили хорошо. Можно было выходить замуж в двадцать лет и бегать с колясками, хотя и тогда не у всех все складывалось гладко, такова жизнь. Но ты живешь в другое время, зайчик, и должна мыслить иначе, не так, как мыслили твои ровесницы когда-то. Забудь о том, что было или могло бы быть, и иди вперед.
– Мама… ты знаешь, что Саша вышла замуж?
Она отложила в сторону нож и в удивлении посмотрела на меня.
– Замуж? За кого?
– Он очень красивый, спортивного вида, младше её на
Мама села на стул.
– Замуж? Она? Нет, это немыслимо. Она же страшненькая, всегда такой была. Да бог с ней, с красотой, но ведь она еще и глупенькая. Младше на пять лет? Она в свои сорок вышла замуж?
– Но ведь ты тоже вышла замуж повторно, когда тебе было около сорока.
– Но это я! Нет, здесь что-то не то. Я чувствую, она попадет в какую-то нехорошую историю. Он просто авантюрист, он обманывает её. Там не может быть любви. Вышла замуж! Он, наверное, пьет.
– Он не пьет.
– Ну, так у него какие-нибудь другие вредные привычки или странности. Она не могла выйти замуж за нормального человека, у неё всегда с головой было не в порядке. Ты не удивляйся, что я так отзываюсь о ней… вышла замуж! Как она могла? Как она посмела это сделать и ничего не сказать мне? Даже не спросила меня, как я на это посмотрю. Просто дура какая-то.
Про рагу было забыто. Мама ушла в свою комнату, сказав, что у неё разболелась голова и прилегла на кровать. Мы не возвращались к этому разговору до прихода Виктора Петровича. Вечером мы сидели за ужином в молчании, только был слышен стук ножей и вилок о тарелки, как вдруг мама, по-видимому, не в силах выдержать гнетущей тишины сказала, накрыв ладонь мужа своею.
– Ты только не волнуйся, Витя… Настя мне рассказала, что Саша вышла замуж.
Виктор Петрович отложил приборы в сторону и откинулся на спинку стула. На его щеках выступили красные пятна.
– Так, – сказал он, помолчав немного. – С чего это вдруг?
– Даже не знаю, зачем. Ей втемяшилось что-то в голову. Взяла и выскочила замуж в свои сорок лет.
– Да, но зачем?
– Действительно, зачем? – мама задумалась, пережевывая говядину. – Настя, а она не говорила, зачем она это сделала?
– Нет. Она вообще ничего не говорила. Я узнала об этом случайно, от её мужа.
– Ну, конечно! Как я сразу не догадался! Это твоя вина, дорогая. Ты меня извини, за эти слова, но это твоя вина. Зачем ты продала ей свою долю дома? Это альфонс. Она стала жертвою альфонса.
– О господи!
– Так и есть. Ему нужен её дом. Твоя сестра в опасности, дорогая! Ты должна срочно с нею поговорить, пока не поздно. Пока не поздно, они должны развестись, слышишь?
– О-о! Это ужасно. Я совсем не подумала об этом, – мама закрыла рукою глаза, пытаясь собраться с мыслями. – Дом моих родителей! Дом, в котором жили мои папа и мама! О-о! Вот так вот теперь приедешь, а по этому дому ходит какой-то Иван! По этим самым комнатам! О-о!
– Успокойся, любимая. Мы
– О-о! Я не подумала об этом.
– Надо было думать, надо.
– Но подождите, вряд ли он альфонс, он довольно состоятельный. У него есть собственный дом недалеко от центра, с усадьбой, у него хорошая машина.
– Что за дом? – спросила мама.
– Коттедж. Довольно большой и красивый, я была в гостях. Очень хороший дом, не сравнить с домом наших предков, мама. Очень большой и красивый дом.
– Коттедж? – медленно переспросила мама. – О-о! Ты ничего не путаешь?
– Нет. Он намного богаче тёти, уж поверь мне. Он не альфонс.
– Витя, что это такое? Виктор, я не понимаю. Почему мне, своей сестре, она ничего об этом не сказала? Ведь мы росли вместе. Она что же, стыдится нас? Вот эта сопливая девчонка стыдится нас?
– Здесь все очень странно, – ответил он. – Здесь нужно всё обдумать. Скажи мне Настя, так твоя тётя живет теперь с этим Иваном? В коттедже?
– Нет, они живут раздельно. Насколько я поняла, они поссорились и не разговаривают друг с другом.
– Хм, я так и знала! Что и следовало ожидать. Поверь мне, долго этот брак не продержится. Я отлично знаю свою сестру. Она ленива и не любит работать, а брак – это, прежде всего, труд, утомительный и каждодневный… бывает иногда. Но с тобой, любимый, все, конечно же, иначе. Я просто говорю о сестре. Она никогда ничего не хотела делать, всю жизнь плыла по течению. В детстве она была любимицей родителей, и это наложило определенный отпечаток на её характер. Нет, нет, этот брак обречен. Месяца не пройдет, как они разведутся.
– Их надо помирить! – хлопнув по столу пухлой ладонью, сказал отчим. – Нельзя все так оставлять. У парня коттедж и хорошая машина! И это только то, что нам удалось узнать. У него и знакомства наверняка будут хорошие в городе. Я погорячился. Может быть, он прекрасный человек. А я тут наплел, что альфонс! Ха! Настя, я прошу тебя забыть мои прежние слова и ни в коем случае не передавать их тёте. Я могу на это надеяться?
– Конечно. Я не передам.
– Ей будет больно и неприятно это слышать. Так нельзя было отзываться. Это характеризует меня не с хорошей стороны. Я прошу тебя не говорить ей.
– Я не скажу.
– Я серьезно. Не говори ей, слышишь?
– Я не скажу, всё забыла.
– Не говори ей, потому что…
– Дорогой, она не скажет.
– Могут быть неприятности. Мы еще не знаем этого человека. У него могут быть знакомства в городе.
– Витя, она ничего не скажет. Всё. Да, Настя?
– Не скажу.
– Поклянись сердцем матери!
– Дорогой!
– Мама!
– Доченька, поклянись, я разрешаю.
– Клянусь сердцем матери, что ничего ей не расскажу о том, что Ивана называли альфонсом.