Тайна Крикли-холла
Шрифт:
— Ну я же говорил, в наших краях семейная история — важная штука, особенно если вы такой заметный член общины, как Тревеллик, да еще если вы хотите, чтобы ваш муж стал епископом.
Гэйб окончательно зашел в тупик, Эва тоже растерялась, не понимая, к чему клонит старый садовник.
— Да ведь старый Россбриджер горой стоял за Криббена в те дни, и именно он убедил власти не слишком глубоко копать, когда надо было разобраться, что произошло в Крикли-холле. И они, похоже, с ним согласились… ну, решили, что в военное время не стоит подрывать моральные устои общины. Конечно, ведь и без того все больше и больше родителей отказывались отправлять своих детишек из дома, в чужие края. Не доверяли властям
— Погодите-ка минутку. — Гэйб кое-что вспомнил. — Миссис Тревеллик говорила о какой-то старой леди, которую преследовали газетчики. Кого она имела в виду?
Перси на миг отвел глаза, избегая вопросительного взгляда Гэйба, посмотрел в пол, потом снова поднял голову.
— А я вам разве не говорил, нет? Ну, наверное, подумал, что теперь это уже не важно.
Гэйб и Эва переглянулись, прежде чем Перси продолжил:
— Она, видите ли, до сих пор жива. Старая уже, ей за девяносто, но все равно жива.
— Кто, Перси? — осторожно спросила Эва.
— Сестра Августуса Криббена. — пояснил старый садовник. — Магда.
46
Магда Криббен
Гэйб поморщился, следуя по длинному коридору за пухлой сиделкой в голубой форме. В приюте пахло вареной капустой, моющими средствами и застоявшейся мочой, а еще улавливался не столь заметный запах разложения, дух медленно гниющей человеческой плоти.
— К ней вообще никто не приходит, — сказала сиделка, оглядываясь через плечо на инженера, — так что для нее это будет приятным сюрпризом. Мы думали, все ее родственники, должно быть, уже умерли, если они у нее вообще были.
— Мои родные — это и ее дальняя родня, они живут в Штатах, — легко солгал Гэйб. — Я им обещал, что постараюсь увидеться с ней, пока путешествую по Европе. — Эту же историю он сначала рассказал в приемной, когда приехал в этот приют для престарелых.
Перси объяснил ему, где находится интернат для стариков «Денсдаун», и Эва уговорила Гэйба заехать к Магде Криббен, когда он поедет в офис компании в Илфракомб, — приют находился на окраине большого прибрежного города. Сначала Гэйб воспротивился идее. Зачем это делать? Они ведь полагали, что Магда давным-давно умерла, а если она и оказалась жива до сих пор каким-то чудом, то ей ведь больше девяноста лет! Перси напомнил Гэйбу, как эту женщину отправили в больницу, обнаружив ее на железнодорожной платформе в состоянии ступора и полной амнезии. Из больницы ее перевели в приют для душевнобольных, где бесчисленные психиатры много лет подряд пытались вернуть ей память или хотя бы просто достучаться до нее, но в конце концов признали случай безнадежным и отправили Магду в обычный приют, где она и жила, бессловесная и беспамятная. Она больше ни для кого не представляла опасности, даже для самой себя, и не проявляла ни малейшего интереса к окружавшему ее миру. Последним, услышанным о ней Перси, было то, что Магда Криббен целыми днями молча сидит в своей комнате, не желая, несмотря на все уговоры сиделок и прочего персонала, присоединиться к другим пожилым людям в гостиной, где все смотрели телевизор, играли в шашки и карты и беседовали о давно минувших временах.
С точки зрения Гэйба, такой визит выглядел совершенно бессмысленным — что бы инженер мог сделать такого, чего не попытались уже сделать медики, стараясь добиться от Магды хоть какого-нибудь отклика? Но Эва проявила твердость: если Гэйб не хочет туда ехать, она поедет сама, а Келли возьмет с собой. Почему-то Эва вбила себе в голову, что старая леди должна иметь ключ к тайне смерти эвакуированных детей в далеком сорок третьем году, что только Магда Криббен может знать, почему дети утонули именно в подвале Крикли-холла — ведь им там совершенно нечего было делать. Права Эва или ошибалась, но она — в основном поддавшись внушению той телепатки, Лили Пиил, — думала, что ответ на этот вопрос поможет беспокойным детским призракам, населявшим дом, обрести покой. Для Гэйба все это выглядело полной чепухой, но почему бы и не навестить Магду, решил он, вреда от этого никому не будет. И по крайней мере Эве станет легче, когда она будет знать — или думать, — что Гэйб отнесся к делу вполне серьезно. Гэйб мысленно пожал плечами; вреда никому не будет, повторил он себе.
Сиделка, шедшая впереди, прервала его мысли.
— Вам ведь рассказали о ее состоянии, не так ли? Вы понимаете, она не сможет поговорить с вами?
— А, да. Я просто решил, что неплохо будет ее увидеть. Чисто по-семейному, понимаете?
Сиделка, которую, судя по приколотой на груди слева пластиковой карточке, звали Айрис, энергично кивнула.
— Семья — это очень важно, — глубокомысленно изрекла она.
Походка у сиделки была неровной, из-за чего Гэйбу постоянно хотелось обогнать женщину, не от нетерпения, просто он никак не мог подстроиться под ее шаг.
Хотя Гэйбу, само собой, сообщили о состоянии Магды, он все же понятия не имел, чего ему ожидать. На старой фотографии, извлеченной из тайника в стенном шкафу, она выглядела лет на сорок, хотя Перси уверял Гэйба и Эву, что сестре Криббена было тогда едва за тридцать: она просто казалась на десять лет старше — строгая сухопарая фигура, каменное лицо, черные пугающие глаза… Теперь ей за девяносто, и ее некогда темные волосы должны быть белыми, если они вообще остались. Гэйб гадал, смягчились ли ее резкие черты благодаря морщинам, исчезла ли суровость осанки? Изменился ли бессердечный взгляд?
Гэйб и сиделка шли мимо бесконечных дверей, некоторые из них были открыты, и за ними проглядывали скудно обставленные комнаты, основную часть которых занимали узкие кровати. Похоже, обитатели комнат в этот час отсутствовали. Но когда Гэйб и его провожатая проходили мимо одной из закрытых дверей ближе к концу коридора, та приоткрылась на несколько дюймов. Маленькая женщина с волосами, разметавшимися по плечам, уставилась на Гэйба водянистыми глазами, и он почувствовал себя неловко под этим испытующим взглядом. До него донесся тихий скрипучий смешок — а потом дверь осталась позади.
Сиделка остановилась у открытой двери в следующую комнату, последней в этом коридоре, и повернулась лицом к Гэйбу.
— Мы пришли, мистер? — Она вопросительно приподняла брови.
— Калег, — подсказал он.
— Да, конечно, вы говорили. Мистер Калег. Магда здесь. Мы всегда держим дверь открытой, чтобы приглядывать за старушкой. Не то чтобы она причиняла нам какое-то беспокойство, нет. Она у нас тихая, как мышка, — даже тише, — и как усядется в свое кресло после завтрака, так почти никогда и не встает. Нам только приходится водить ее поесть, а в остальное время она сидит в комнате. Никогда не общается с другими обитателями. У нее есть собственный маленький туалет и умывальник, так что она покидает убежище лишь для того, чтобы покушать и принять ванну.
Айрис говорила обычным тоном, ничуть не понижая голос, не обращая внимания на престарелую даму, находившуюся неподалеку, и Гэйб подумал, не оглохла ли заодно и Магда? Вроде бы не должна. Иначе сиделка в приемной упомянула бы об этом Он предположил, что если кто-то из здешних обитателей (или пациентов) всегда держится тихо и молчит, то, наверное, с ним в конце концов начинают обращаться как с имбецилом или овощем.
Подойдя к двери и заглянув внутрь, инженер сразу увидел Магду Криббен. Хотя в комнате имелось удобное кресло, старая женщина сидела на стуле с прямой спинкой, рядом с аккуратно застеленной кроватью.