Тайна крови
Шрифт:
Шикнула на него и расположилась на удобном кожаном сиденье. В новеньком салоне приятно пахло хвоей и кожей. Кажется, даже натуральными, хотя вряд ли я когда-нибудь слышала эти ароматы в натуральном звучании. В век сублимации сложно найти что-то настоящее. И это касается всего, в том числе чувств…
Даже любимые мною пирожки с черникой или яблоками всего лишь смесь белков, минералов, витаминных добавок, красителей и вкусоароматической хрени. Говорят, что вроде как полезно, но мы стараемся питаться этой гадостью как можно реже. И все благодаря умнице Альби.
Харви
В подтверждение моей догадки, матированное стекло под нами стремительно светлело, пока не стало полностью прозрачным. Посмотрела вниз и не удержалась. Рот-таки открылся и от переполняющих меня эмоций я рассмеялась. Казалось, я парю среди облаков на одном кожаном сиденье, а тонкие прутики гарцана едва удерживают от падения. Дух захватило, сердце забилось быстро-быстро.
— Нравится? — Харви перевел волар в режим автопилота и уже давно смотрел на меня.
— Бесподобно!
А вот я не могла отвести взгляда от картины за окном и под ногами.
С этой точки дистрикт выглядел необыкновенно. Густые шапки редких деревьев проплывали над нами серебристо-зелеными пятнами, высотки подмигивали огнями, улыбались причудливыми крытыми бассейнами и щерились солнечными батареями. Людей не было видно. Они скрывались где-то там, в самом низу, в черных жилках асфальтированных дорог, ютились в стеклянно-стальных коробках. История рассказывает нам, что прежде Земля была уникальным местом и каждый человек мог позволить себе дом с большим участком, где можно было запросто выйти босиком в огород, прогуляться до речки и даже собирать грибы в лесу! Лес. Сейчас это слово звучит практически невероятно. Древесина производится лишь в одном — зеленом дистрикте, куда на заработки ездят пустышки со всех дистриктов.
Несмотря на повсеместное бесплодие, наш, девятый дистрикт стремительно разрастается вверх. Расширить границы купола не получается — телепатическая сила Хартманов и без того на пределе, а сильнее них никого нет. Впрочем, никогда прежде границы купола не распространялись так далеко на территорию мертвых пустынь, как сейчас, но и этого оказалось мало. Небоскребы ползут все выше и выше. Вот и в нашем районе собираются делать реновацию. Я уже видела списки и наш дом как раз попадает под снос. От мысли о том, что придется проститься с полюбившимся домиком, где был собственный огород, стало не по себе. Два или три месяца придется жить в муниципальном общежитии, а это значит общий туалет, общий душ, общая кухня и одна — единственная комната на всю семью.
— Что-то случилось?
Ух, прозорливец аркхов, все заметит!
— Нет, все хорошо, — закрылась и отвернулась к окну, разглядывать проплывающие мимо облака. Будто ему дело есть до проблем обычных пустышек. Жить и летать на такой высоте опасно. Начинает казаться, что ты один в целом мире и там, внизу, вообще никого нет. За миром гарцана и стекла перестаешь замечать живых людей с их каждодневными проблемами чьи размеры в масштабах дистрикта невероятно ничтожны.
— Тогда, я знаю, как разогнать плохие мысли.
Заговорщический тон меня насторожил, а когда вокруг талии и груди медленно затянулись ремни, и вовсе перепугалась:
— Что происходит?
— Сейчас узнаешь! — таинственно сверкнули пепельно-сизые глаза, Хартман перевел волар в режим ручного управления и резко потянул рычаг на себя. Мы поползли вверх. То есть вообще вверх. Перпендикулярно земле. Схватилась за дверную ручку и закричала:
— Ты что делаешь?
— Держись крепче! — нахально улыбнулся он и… притянул рычаг до предела.
Я завизжала, не то от страха, не то от восторга, когда земля оказалась там, внизу, а мы полетели вверх ногами, зависнув в верхней точке мертвой петли.
— Харви!!! Верни нас на трассу! — то ли сквозь смех, то ли сквозь слезы кричала я, не понимая, нравится мне подобная забава или нет. Впрочем, наверное, больше нравится, но до жути страшно.
— А что мне за это будет?
— Сухой волар тебе за это будет, мне же страшно!
Теперь мы смеялись вместе. Как дети, впервые увидевшие радугу или прыгающие по лужам под теплым летним дождем. Он издевательски лихо покружил волар вокруг своей оси, и я сохранила ориентацию исключительно благодаря балету. Чтобы крутить фуэте и туры нужен крепкий вестибулярный аппарат.
— Не вариант. Предложи что-нибудь другое.
— Ну отпусти-и, — сквозь смех потребовала я, вцепившись в ручку двери до побелевших костяшек.
— За поцелуй!
— Ты что, ребенок?
— А ты?
Он резко отвел штурвал, и мы подбитой птицей сиганули вниз. Отелепатеть! Мимо стремительно проносились облака, ленты трасс для великородных, шпили высоток, даже птицы, а мы неслись к земле. Я визжала и смеялась одновременно, а внутри все замерло от страха и восторга. Я понимала, что великородный прекрасно знает, что делает. Он уверенно держал штурвал и улыбался, испытывая не меньшее удовольствие, чем я. Одно слово, что правящий, а на деле ребенок ребенком.
— Харви, ну перестань, мне страшно!
— Поцелуешь — перестану.
— Нет! Харви! — земля стремительно приближалась. Не станет же он нас гробить за поцелуй? Он же великородный! Правитель дистрикта! Впрочем, вспомнив, что он брата своего убил, я как-то резко усомнилась в его здравом рассудке. А земля все ближе и ближе, вот уже наземные волары видны и даже люди. Ухватилась второй рукой за ручку и уже с опаской произнесла: — Ха-арви!
— Поцелуй, Флер.
Земля! Нет, нет, нет! У него и правда голова в заднице аркха, он же нас убьет! Я зажмурилась, когда столкновение казалось неминуемым: