Тайна Летающей Женщины или Исповедь Старейшины Чая
Шрифт:
Синь Ци-цзи в тот вечер не выдержал государственного экзамена, обязательного для получения права на должность военного распорядителя продовольствия, и был отправлен в провинцию на свою прежнюю должность без права посещения столицы без высочайшего на то распоряжения.
Вечером Ши в боевой кольчуге зашел в комнату Бао и взволнованно объявил, что выступает завтра, в час пятой стражи (в три часа ночи). Не дожидаясь ответа, он повернулся и направился к двери. Бао вскочила, догнала Ши, вытащила из роскошной прически заколку из нефрита, золота и рубинов в жемчужной оправе, разломала ее пополам и положила одну половинку в ладонь Ши, сжав его пальцы. Пышные, тяжелые
Ши нежно поцеловал ее в губы, произнеся:
— Я вернусь.
Он вышел, но через два часа действительно вернулся, чтобы проститься с женой и поговорить с сыном в последний раз. Бао сломила веточку ивы на берегу пруда и, как только Ши вошел, положила ее в его сумку, с которой он уже не расставался. Существовал обычай, когда путнику в знак памяти и пожелания благополучного путешествия дарили веточку ивы.
Армия во главе с Ши вышла из дворца затемно. Когда солнце встало, они уже были далеко от города. Возвращающиеся домой рыбаки, застыв, смотрели на многотысячное боевое войско, идущее навстречу неизвестности. Девушки, полощущие пряжу, удивленно затихли, разглядывая конных и пеших воинов. Была весна, цвела дикая слива мэйхуа. Войско уходило все дальше от города, и сломанная веточка прибрежной ивы увядала в полевой сумке Наисветлейшего воина.
Бао спала, храня на губах, как печать, последний поцелуй Наисветлейшего супруга, который он подарил ей, когда она засыпала. Пусть она спит. А мне так хотелось быть вместе с ним, но нельзя сделать легким тело, если душа ранена разлукой.
Я не могла ни на минуту отлучиться от Бао, даже когда она спала, пока не пройдет два месяца от момента зачатия и зародыш сам не станет вырабатывать эссенцию нефритовых ягод. Только тогда, когда это произойдет, я смогу продолжить свои путешествия. А пока я должна следить за свечением нашего маленького солнышка, чтобы оно ни на минуту не прекращало своего пульсирующего сияния.
К счастью, первые несколько месяцев голубиная почта и посыльные регулярно приносили известия о походе армии Ши. Было много удачных операций. Было освобождено много городов. Но армия Ши таяла, так как князья после освобождения своих городов оставались в них, не желая продолжать поход и забирая с собой свои отряды.
Ши выступил на общем заседании военачальников, сказав, что это является преступлением против империи и может погубить всю армию, однако князья не желали идти дальше своих городов.
Ши, памятуя наставления отца, не прибегал к карательным мерам против тех, кто выходил из армии, потому что за годы господства чжурчжэней все смешалось в этой части бывшей Сунской империи. Чжурчжэни взяли в жены китайских красавиц, и теперь все они были непонятно кто, свои ли, чужие ли. Война становилась бессмысленной, но уже по другой причине. Да, он освободил города, но для кого и от кого?
Единственное утешало — что он установил пошлину в государственную казну для всех освобожденных провинций. Но провинции были сильно разорены, и размер этой пошлины был не слишком высок. К каждому князю, бравшему в свои руки управление своими землями, был послан государственный чиновник, поверенный в делах данной провинции, для осуществления государственных функций.
Остатки армии Ши подошли к пустынному плоскогорью. Далеко вперед больше не было ни одного известного Ши китайского города, только песок, ветер и пустыня. Ослепительно белый песок до самого горизонта, где ослепительно-синее Небо сливается в священном браке с Землей в искусстве желтого и белого. Кто может выживать в этой пустыне, почему отсюда исходит такая угроза? Ши стоял и смотрел на бескрайнюю пустыню, чье спокойствие не нарушали даже птицы. Поодаль за ним стояла тысяча корейцев, воюющих за государственное жалованье — надежные и прекрасные воины, не знающие страха, выживающие в любых условиях и после самых тяжелых ранений, всегда поддерживающие друг друга, всегда подтянутые и исполнительные. Ши поднял руку вверх и подал команду об окончании похода. Домой...
Несколько дней пути домой прошли без происшествий. Отряд подошел к горной равнине, полной сочной травы, дичи, прекрасных цветов, посередине которой протекал сохранивший горную прохладу ручей. Армия привела себя в полный боевой порядок, хорошо отдохнула и готова была двигаться дальше.
Утро было свежим. Обычное осеннее утро. Море облаков окрасилось в оранжево-розовые цвета восхода. Ничто не предвещало беды. Армия вышла в путь и, сделав солидный переход к следующей равнине, располагалась на послеполуденный отдых.
Все изменилось в мгновение ока. Стоны, ржанье раненых лошадей, воинственные чужие крики, стрелы, тучей покрывающие каждый клочок земли. Лоснящиеся здоровьем и силой боевые лошади и такие же воины, сидящие на них, казалось, играли в непонятную игру, от которой повсюду разливалось дыхание смерти.
Ши не успел даже сесть на коня, а тот упал рядом с ним, храпя пеной. Веселый, смеющийся молодой воин-монгол, с невероятно светлой для монгола кожей и пронзительно-голубыми глазами, в меховой шапке с лисьим хвостом и с драгоценными камнями на ней, которые указывали на его высокое положение, замахнулся на Ши своим копьем, сидя на вставшем на дыбы вороном мерине. Это вывело Ши из оцепенения. Вспомнив уроки Учителя об использовании чужой силы, когда смертельный удар мог настичь его, он отклонился в сторону, но схватил копье и увлек за ним молодого всадника, что того вовсе не смутило. Он так же весело и уверенно вскочил на ноги и выбил копье из рук Ши. «Легкого боя не будет», — пронеслось в голове Ши.
Первые его удары не имели никакого результата, молодой белозубый монгол только веселился еще больше. А удар клинком мог бы стать смертельным для Ши, если бы не помощь монаха-Учителя. «Железный клинок, железная рубашка», — промелькнуло в сознании Ши — и мгновенный удар Ши заставил монгола схватиться за свою правую руку. Не понимая, что случилось с его рукой, он пытался по инерции поднять клинок, но рука его не слушалась. В это мгновение Ши схватил его шапку, надел ее и, вскочив на вороного мерина молодого монгола, понесся прочь, рассекая бесконечные ряды неприятеля, которые при виде его коня и шапки уступали ему дорогу Молодой монгол удивленно смотрел на удаляющегося от него любимого коня, который никогда и никого не слушался, кроме него, а тут покорно стал исполнять команды чужеземца.
Если хочешь остаться в живых, не избегай смерти, она ходит там, где от нее прячутся.
Ши долго скакал, сжав зубы и ни о чем не думая. Вдруг мерин захрипел, споткнулся, и Ши упал, кувыркнувшись несколько раз по зеленой траве. Он осмотрелся вокруг. Всего в нескольких десятках метров был обрыв, где по шуму можно было определить быструю реку. По другую сторону от Ши был отвесный подъем. Ши, долго не думая, отцепил от жеребца сумку с продовольствием и мешком с водой, кинжал и все, что могло ему понадобиться в дороге, быстро, как только мог, перетянул умирающего коня к обрыву и сбросил его вниз. Туда же он сбросил и шапку монгола, проводив ее взглядом. Быстрый поток понес коня, окрашивая воду в цвета заходящего солнца.