Тайна Лоринг-Чейза
Шрифт:
– Чего-нибудь нашел, Джаспер? Ох ты, Боже мой! – поморщился он. – Видать, как всегда, свеженькую улику?
– Угу, – буркнул Шриг. – Нечто в этом роде.
– А, это хорошо. О Господи, помилуй! Уже рассвет, а смена не идет… Боба Дэнни как не было, так до сих пор и нет. Радикулит вконец замучил… Ох, беда!
– Рассвет, говоришь? Ну, тогда я исчезаю.
– Ладно, Джаспер. Если встретишь моего сменщика, пожалуйста, поторопи его… Меня совсем скрутило… Так поторопишь, да? Ох, проклятущий!
Шриг вышел на улицу. Дождь перестал, и небо на востоке окрасилось первыми лучами солнца. Мрак быстро рассеивался; по угрюмым водам реки, резко преображая тоскливый пейзаж, побежали сияющие блики. Однако не похоже,
– Вот как оно, значит, – бормотал он, обращаясь к неведомому собеседнику. – Конечно, ты знаешь весьма и даже отнюдь немало! Ты знаешь, Как, и Почему, и Где – ты знаешь все! А что знаю я? Весьма немного! Но зато меня всегда в подобных случаях укрепляет Н-А-Д-Е-Ж-Д-А. Надежда с весьма-а большой заглавной «Н»!
Произнеся эту речь, Шриг опустил голову и продолжил путь вдоль берега. Он заложил руки за спину и, перехватив сзади трость, по-прежнему погруженный в свои мысли, вытянул губы в беззвучном свисте.
Глава IV,
в которой появляется весьма жалкий персонаж
Тьма и боль… Чувство бессилия и ощущение надвигающегося несчастья… Тошнотворный ужас, охватывающий при попытке вспомнить. И все же он должен, должен вспомнить, если только боль позволит ему думать. Что это было? Что произошло?
Прощальная выпивка, неясно белеющее пятно – приятель, собутыльник?.. Ах да, это некто, с кем он познакомился на корабле. На корабле? Ну да, кажется, он путешествовал на корабле… Он помнил также необъяснимую тяжесть, сонливость, навалившуюся, словно ворох ваты, которая парализовала мышцы и способность мыслить, отняла силы. А потом – меркнущий свет и страшная тьма, и ужас, пришедший из ночи… И в том ночном кошмаре он лежал бессильный, беспомощный, лишь смутно сознавая, что тут творится зло… Расплывчатые жуткие призраки… Кто-то боролся – вяло, безнадежно – не он ли сам? И дикий крик, так резко оборвавшийся – не его ли? – после страшного, сокрушительного удара… Дальше – пустота. Или, стоп! Он вспомнил внезапный ожог ледяной водой, свой отчаянный рывок и лихорадочную, полуобморочную борьбу за жизнь… И снова тьма. Потом – чавкающий ил, скользкие черные бревна, карабканье наверх… Крысиная возня и мерзкий писк. Они везде, следят за ним горящими угольками глаз из всех углов и темных закоулков… Но кто он, и где, и кем был тот приятель, с которым пили, – вспомнить было выше сил, хотя он старался, как мог… Голова раскалывается! И всюду эти крысы… подбираются ближе… Черт с ними, с крысами, – это еще не самое ужасное. Он больше ничего не может вспомнить! Имя, например. Как его зовут? Кто он?.. Если бы хоть чуть-чуть отпустила проклятая пульсирующая боль, он, может, и нашел бы ответ на все мучительные вопросы… Кто? Что? Где? Почему?.. А может, это смерть? Он мертв? Тогда смерть еще страшнее, чем он себе представлял…
Кто-то потряс его за плечо, и чей-то голос спросил:
– Ты чего, Джек, заболел?
Значит, Джек!.. Все равно имя звучит, словно чужое.
– Чего ты там мычишь, Джек? Вставай, пора браться за дела!
Собрав всю свою волю, он открыл глаза. Над ним склонилась темная фигура.
– М-м… кажется, я ранен… Больно… очень… По голове… Не помню ничего… Кто, где…
– Ну и разит же от тебя! А ну-ка, дай взгляну!
По полу затопали тяжелые башмаки, чиркнула, ослепив его, спичка.
– А-а, так я и думал! – прорычал голос. – Нашел местечко! А ну, пошел отсюда, бродяга, пес паршивый!
Человек яростно пнул его в бок, потом еще раз, и все пинал и пинал, пока он не ухитрился, вновь призвав на помощь всю свою волю, встать на дрожащие, непослушные ноги и, пошатываясь, выйти вон.
Он брел
Значит, Джек… Хотя вроде бы он откликался на другое имя… в другом мире… И в мире том он плыл на корабле… У него был друг, веселый такой парень… Они обедали при свечах, пили вино… очень много вина… А потом эта сонливость и тошнота… и мгла затмила все вокруг… туман… И снова лица – пятна лиц, склонившихся над ним. Внезапно одно из них начинает расти, расти… становится лицом великана… и снова съеживается… превращается в точку… тает… Его назвали Джеком… И все же… если бы он только вспомнил хоть что-нибудь! Удар – будто молния лопнула в мозгу, и раскололась вся вселенная!.. А перед тем – корабль… А после корабля – тьма и кошмары… видения… А сейчас? Сейчас перед глазами пляшут искры света. Вода. Нет сил, пора немного отдохнуть… мутит… Если полежать, то, может быть, головная боль с кошмарами уймутся, дадут ему подумать… и вспомнить.
Скрючившись, обхватив голову руками, сидел он, блуждая воспаленными глазами по гнилой дощатой набережной, по глади бесшумно струящейся реки, потом поднял голову и с мольбой посмотрел на далекий горизонт, окрашенный рассветом.
Неотвязные вопросы преследовали его. Кто? Что? Где? Почему?
Закрыв глаза, он пробовал сосредоточиться, мучительно пытался выбраться из хаоса, царившего в мозгу, стремился вернуться памятью в прошлое, расколотое жестоким ударом, который уничтожил связь времен.
Все замерло вокруг, ни ветерка. Стало так тихо, что теперь ясно слышались негромкое журчание воды и рыбьи всплески. Спокойные, приятные звуки поначалу умиротворяли, но вскоре сидящему на берегу почудилось в них какое-то настойчивое, тревожное бормотание, ворчливые голоса, настойчиво вопрошающие: «Кто ты? Что ты? Где? И как? И почему?»
Некоторое время он с нарастающим беспокойством прислушивался к ним, стараясь понять, откуда они доносятся – столь же тихие, сколь надоедливые, – как вдруг к ним примешались новые звуки… шаги. Шаркающие, неторопливо приближающиеся шаги. С трудом разлепив глаза, он поднял голову. Вдоль берега брел человек, как видно, погруженный в свои мысли. Голова его свешивалась на грудь, был он невысок, но коренаст, и, чувствовалось, очень крепок. Губы он вытянул трубочкой, словно насвистывал. Под мышкой – трость с набалдашником, на ногах – сапоги до колен. Не иначе мирный философ, предающийся размышлениям о бренности мира, или поэт, который вышел в поисках вдохновения на раннюю прогулку.
Но кем бы ни был сей задумчивый мечтатель, он столь глубоко ушел в себя, что явно ничего вокруг не замечал и совершенно не подозревал о двух зловещих личностях, которые все ближе и ближе подкрадывались к нему сзади. Они уже наступали философу на пятки – оборванцы с алчно горящими глазами, и каждый взгляд, каждое движение выдавало их намерения.
Надо скорее предостеречь беспечного незнакомца!
В благородном порыве одинокий свидетель злодейского нападения попытался встать, но не рассчитал свои скудные силы. Боль ослепила его; свет померк, руки и ноги затряслись, а когда перед глазами снова прояснилось, он понял, что опоздал…
В бесшумном и стремительном рывке двое злоумышленников настигли свою жертву. В воздухе мелькнула дубина, и, сраженный подлым ударом, мечтатель, вскинув руки, пошатнулся и упал. Но безымянный герой не сдался. Он наконец утвердился на ногах и, спотыкаясь, с диким воплем бросился на подмогу. Он сам не сознавал, что именно кричал. Оба бандита, уже принявшиеся было потрошить карманы жертвы, оскалились и огрызнулись в ответ, словно дикие звери. Они приготовились дать отпор, но страшный облик противника неожиданно поверг их в трепет, и, по-поросячьи взвизгнув, негодяи, не дожидаясь драки, с воем кинулись наутек.