Тайна лотоса
Шрифт:
— Я же объяснил — губами. Или ты думаешь, я вчера целовал твои пальцы для чего-то другого?
Суслик, когда ты научишься молчать?! Будешь говорить на уроках английского в школе: London is a capital of Great Britain… А здесь тебе надо молчать. И она схватила свой бокал — только бы в нём оказался лимонад, но распробовать она не успела, потому что плавающая на поверхности веточка мяты сразу прилипла к губам. Пришлось выплюнуть и покраснеть! Или же лицо горело от ожога. Завтра она будет сеньорой Помидорой. Но он её такой не увидит…
— Тебя, как маленькую, с ложки
Одной рукой Реза убрал от её лица стакан, а в другой уже держал наготове ложку с мороженым.
— Белый шарик — сразу ясно, что ванильное. Зелёный — фисташковое, а вот с жёлтым не могу определиться: манго или персик?
— Хотите попробовать? — вопрос сам прорвался через стиснутые зубы.
— Я доверяю твоему вкусу.
И Сусанне пришлось проглотить мороженое.
— Персик, — выдала она тут же.
— Ничего-то ты не понимаешь в мороженом, — Реза бросил ложку в вазочку. — В меню было написано — манго. Но ничего, у тебя вся жизнь впереди…
И к чему такая ухмылка! Если б только она могла перевести на английский Козьму Пруткова! Да, она прекрасно видит, что перед ней слон, а не буйвол! Только бы добраться до гостиницы, и он станет лишь кошмарным воспоминанием.
— Пока ты ешь мороженое, может, дашь мне почитать свой роман?
Он улыбается или издевается? За стеклом стакана его улыбка больше походила на оскал.
— Он на русском.
— Я положусь на гугл-транслейт.
Сусанна полезла в рюкзачок. Пусть читает. Там пока нет ничего, из-за чего она могла бы покраснеть сильнее, чем от его нахальных взглядов.
Глава 12
«Нен-Нуфер прождала Пентаура до полудня, и когда тот так и не объявился, покинула больницу. Ноги почти не болели, а вот на душе было неспокойно — не бывало такого, чтобы Пентаур не сдерживал обещаний, да и проводивший её до порога жрец выглядел обеспокоенно, как и все обитатели храма. Невольники и прислужники суетились, как обычно, только в воздухе разлилось подозрительное молчание. Её накормили с остальными больными, и Нен-Нуфер прямиком отправилась в башню — только бы узнать, что Пентаур просто занят, и тогда можно поискать себе занятие — её ещё долго не допустят до танцев.
Однако у входа в башню она столкнулась со стражником. При виде её юноша расставил ноги и сжал в руке хлыст, будто охранял вход в храмовое хранилище.
— Велено никого не пускать, — отрезал он, когда Нен-Нуфер ещё даже не задала вопроса.
Он опустил руку, и плётка задрожала в нагретом воздухе. Нен-Нуфер непроизвольно попятилась.
— Скажи Пентауру, что Нен-Нуфер желает видеть его.
— Мне велено никого не пускать, — повторил стражник с непроницаемым лицом.
Кнут распрямился ещё больше, и Нен-Нуфер не посмела продолжить беседу. Она поспешила во дворик, где в этот час в тени колонн Амени обычно беседовал с учениками. У него она узнает, отчего к башне приставлена стража.
— Кого ты ищешь здесь, Нен-Нуфер?
То был вчерашний нахальный жрец, с которым она бежала навстречу фараону. Не дожидаясь его приближения, Нен-Нуфер развернулась и побежала прочь с такой быстротой, что чуть не опрокинула корзину с финиками, которую несла на плече рабыня.
— Прости меня, — отступила от неё девушка и поспешила к себе в пристройку. Теперь она знала, почему Пентаур не навестил её. Они заперлись в башне с Амени. Нечто серьёзное свело их вместе в неурочный час, потому как Амени никогда не отменял бесед со жрецами. А что может быть серьёзнее вчерашнего жертвоприношения фараона?
Нен-Нуфер уселась на служившую ей постелью циновку и взяла флейту.
Ей запретили танцевать, но не играть. И как только Нен-Нуфер заиграла, в пристройку тут же со смехом впорхнула стайка танцовщиц, но заметив её, девушки замолчали и переглянулись. Нен-Нуфер опустила флейту. Они видели, как она вчера наряжалась, а потом не явилась ночевать… Должно быть, об этом успели доложить и наставнице. Ей скорее надо бежать к ней, чтобы рассказать, что Пентаур отправил её залечивать раны в больницу — жаль, она не спросила имя врача, но коль потребуется свидетель, она сумеет узнать его среди остальных жрецов. Бежать, пока сплетни не достигли ушей Амени… Он видел её у храмовых пилонов и, зная её прежний скромный вид, тоже мог заподозрить неладное. Как же могла она так неосмотрительно открыто искать встречи с царевичем! А он, искал ли он после службы встречи с ней?
Пурпурный румянец, окрасивший бледные щёки Нен-Нуфер, только сильнее подогрел интерес смешливых товарок. Нен-Нуфер хотела ухватиться за фигурку Исиды, но ей помешало ожерелье. Девушки опустились перед ней на циновки — да только зря глядят в глаза, ведь ей нечем утолить их срамной интерес. И отчего каждая держит в руке цветок лотоса?
— Ты знаешь, что теперь будет с Пентауром? — начала старшая из троицы совсем шёпотом, а остальные в страхе обернулись к откинутому пологу, за котором в дневном мареве двигались невольники.
Нен-Нуфер сжала флейту. О чём её спрашивали, она не понимала.
— Ты видела его после службы. Мы знаем, что он отвёл тебя в больницу.
Они знают! О, Великая Хатор! О Всемогущая Исида! В её чистоте никто не усомнился,
— Зачем он сделал это? Зачем? — уже спрашивали наперебой все трое.
— Что сделал? Когда? Вы говорите про Пентаура?
Краткая радость сменилась тревогой. Нен-Нуфер вспомнила взволнованное лицо врача и хлыст стражника.
— Она ничего не знает! — вскочила младшая из девушек. — Её лишь собственные ноги интересуют! А если бы не Пентаур, тобой бы крокодил позавтракал!
Нен-Нуфер вскочила следом и замахнулась на обидчицу, и если бы старшая не схватила флейту, та непременно опустилась бы на голову несчастной девушки.
— Полоумная!
Нен-Нуфер закрыла лицо руками, когда в неё полетели лотосы, и отступила в угол. И как бы звонко не стучало в ушах сердце, она всё равно услышала звук брошенной на пол флейты. Только не посмела нагнуться за ней, пока в пристройке не стало тихо. Флейта треснула и больше не могла петь. Нен-Нуфер уткнулась в неё носом и разревелась.