Тайна лотоса
Шрифт:
Она успела сделать ещё шаг, и руки царевича поймали лишь воздух.
— Пусть мои руки не достойны тебя, но отчего наказывать глаза?
— Меня призывает к себе Тирия.
— Она будет на празднике. Я попрошу её оставить тебя в Мемфисе.
— Не смей! — Нен-Нуфер осеклась и добавила, спрятав глаза в песок: — Прошу тебя, не открывай нашего знакомства, не навлекай на меня её гнев…
В ушах стояли слова Пентаура — Тирия даже имени твоего не знает. Вот же удивится царевич, когда верховная жрица Хатор скажет ему,
— Прости, я позабыл об этом… Я буду молчать. И стану молить Богиню, чтобы когда-нибудь Река донесла мою лодку до храма в Фивах. Оставайся с миром, мой Прекрасный Лотос.
Колесница умчалась прочь так же стремительно, как и неслась ей навстречу. Вокруг глаз не было нынче охранительной краски, чтобы сдержать слёзы, и те безжалостно смыли с губ сладость единственного поцелуя.
Нен-Нуфер шла из города мёртвых в город живых, похоронив в песках росток первой и единственной любви. Солнце нещадно слепило глаза, раскалённый песок, засыпаясь в сандалии, обжигал кончики пальцев. Льняное одеяние липло к вспотевшей спине. Нен-Нуфер опустилась на песок под небольшой пальмой, но вскоре и та перестала дарить спасительную тень. Жажда стала нестерпимой — надо быстрее добраться до рыбацкого посёлка и в доме стражника дождаться вечерней прохлады. Это недалеко, сразу за ячменными полями.
Нен-Нуфер поднялась на ноги, но тут же ухватилась за шершавый ствол. Всё закачалось на кровавых волнах. Людской шум громыхал вдали телегой, гружёной каменными глыбами. Нен-Нуфер зажмурилась, и ярко-жёлтые круги закружились в безумном танце. Колени задрожали. На лбу проступил холодный пот. По ногам потекла горячая струйка. Нен-Нуфер схватила пересохшими губами раскалённый воздух и отдала себя во власть вязкой тьмы…
— Выпей, — длинный поток слов явно предназначался ей, но она поняла лишь последнюю фразу. — Сделай хотя бы один глоток.
Что-то твёрдое коснулось её губ. Нен-Нуфер сделала усилие, чтобы приподнять голову, и глотнула кисловатого пива. Рядом вприсядку сидел молодой стражник, коих много на рыночной площади. За поясом кнут, которым он разгоняет народ. Чёрные волосы коротко подстрижены. Глаза аккуратно подведены. Короткая чистая юбка не прикрывает колен. Она насмотрелась на них с башни Пентаура. Только что он делает здесь, ведь до города ещё так далеко, а в полях невозможно оставаться таким чистым? Только задала вопрос не она, а он:
— Ты здесь одна или с родителями? Или… — стражник окинул её оценивающим взглядом, стараясь, верно, определить возраст. — С мужем?
Она мотнула головой и с трудом разлепила пересохшие губы:
— Одна.
Он помог ей подняться, до боли сжав запястье. Взгляд его на миг задержался на растёкшемся по светлому льну кровавом пятне, и вторая рука тут же опустилась ей на плечо.
— Ты не сможешь продолжить сегодня работу. Я провожу тебя до навеса, а в конце дня те, с кем ты пришла, отведут тебя домой.
Нен-Нуфер промолчала, понимая, что ей необходим отдых, а вечером, если не будет сил вернуться в храм, она останется ночевать в посёлке. Стражник вёл её через поле по узкой тропинке, которую то и дело перебегали голые дети, на ходу подбирая с земли оброненные взрослыми ячменные колоски. Пару раз они останавливались, чтобы пропустить группу женщин, плетёные корзины которых полнились свежесрезанными снопами. На солнце сверкали смуглые спины мужчин. Серпы в их руках двигались выверено и чётко.
Как же она могла позабыть, что воды Великой Реки неумолимо приближаются к отметкам на мерных столбах, и нынче все — рабы, крестьяне, горожане и даже стражники брошены на сбор урожая, который дал народу Кемета плодородный чёрный ил. Только танцовщиц не отпускают к Реке, чтобы царапины не осквернили их прекрасные тела, предназначенные для танцев перед ликами Богов и потому Нен-Нуфер впервые видела, как собирают ячмень.
Если она оступалась, хватка на плече становилась сильнее. Наконец они вступили под спасительную тень навеса.
— Садись.
Нен-Нуфер тут же согнула колени, даже не взглянув, есть ли на земле циновка, и хотела поблагодарить стражника за помощь, но тот уже повернулся к ней спиной и шагнул под палящее солнце, в гущу золотых колосьев, чтобы наравне с остальными продолжить битву за урожай. Видимо, он только что пришёл из города.
— Испей воды, девочка.
Нен-Нуфер вздрогнула и отпустила взглядом спину безымянного стражника, чтобы с благодарностью принять высокую глиняную кружку, впитавшую в себя запах пива, и с наслаждением выпила целебной воды из Великой Реки. Теперь, когда голова перестала кружиться, а жажда отступила, Нен-Нуфер почувствовала, как скрутило живот.
— Кто твои хозяева, девочка? — принялась за расспросы старуха.
Нен-Нуфер вспыхнула. Только царевич Райя в силах восхищаться её волосами, а женщины Кемета никогда не посмотрят на неё как на ровню.
— У меня нет хозяев. Я живу при храме Великого Пта и пришла сюда, чтобы помочь со сбором урожая.
Она не посмела назвать себя жрицей Хатор — жрицы не истекают кровью на руках неизвестных стражников. Была бы она жрицей — не сбил бы её царевич подле гробницы своего отца.
— Тебе так больно?
Едва ли тело её сейчас страдало так, как трепетала душа, оплакивая первый и единственный поцелуй. Она не могла больше сдерживать слёз, плечи опустились и задрожали, руки нервно схватили фигурку Исиды, а губы беззвучно зашептали молитву — только не отвернётся ли теперь от неё Хатор, именем которой она прикрывалась перед царевичем. Она не ждала нынче кровей. Не гнев ли то Великой Богини? Рука старой женщины легла ей на голову и прошлась по волосам до самых плеч, а потом Нен-Нуфер позволила себе уткнуться в старое костлявое плечо.