Тайна лотоса
Шрифт:
Мальчик с поклоном протянул ей дощечку и цветок лотоса. Глаза Нен-Нуфер наполнились слезами — сердце сжала тоска по царевичу, о котором станет напоминать теперь каждый цветок. Однако она сумела сдержать слёзы, и когда Пентаур остановился над ними, то увидел лишь обычный урок. Их глаза встретились, и каждый вспомнил, как когда-то они так же старательно делили друг с другом глиняную табличку. Когда? Слишком давно. Сейчас он предложил разделить с ним жизнь. Мальчик вскочил, поклонился жрецу и убежал.
— Я хочу говорить с тобой, Нен-Нуфер.
Он не протянул руки. Вокруг слишком много глаз и ушей и, как она успела убедиться,
— Амени прервал наш разговор, и ты не успела ответить мне.
Его руки вновь лежали на её запястьях, а она, как и с царевичем, не в силах была отвести взгляд от золотых браслетов.
— Его Святейшество простил тебя, Пентаур, — сказала она с опущенными глазами. — Тебе не стоит тревожиться о своём будущем.
— Моё будущее — это ты. Я так решил, — Его пальцы впились ей в кожу. Пентаур желал видеть её глаза. — Великая Река подарила мне тебя, и она же унесёт нас отсюда, чтобы дать новую жизнь. Я стану лучшим врачом в Фивах, и не будет и дня, чтобы ты пожалела, что стала мне женой. Почему ты молчишь?
Нен-Нуфер глядела в глаза воспитателя, едва тронутые краской, а видела на их месте глаза царевича, где толстые чёрные линии дали путь слезе.
— Ты отдал себя Пта, а я отдала себя Хатор — другого пути нет!
Она вырвала руки, но он поймал её плечи, не позволив убежать.
— Ты никому себя не отдала. Тирия не знает даже твоего имени. Великая Река отдала тебя мне, и только это правда и ничего больше! Только это…
Его голос становился тише, глаза ближе, но Нен-Нуфер сумела вывернуться, когда почти почувствовала его губы на своих. Ступеньки мелькали под ногами, и только Великие Боги не позволили ей упасть. Она бежала к воротам, за ворота, в городскую пыль, не разбирая дороги. Если бы сейчас на неё понеслась колесница, она бы не заметила её. Но она заметила пальму и прижалась к стволу. Сердце разрывало грудь, слёзы смывали краску, но сдерживать себя больше не было сил. Но рыдала она тихо, чтобы никто не вздумал подойти и утешить. Утешение она отыщет лишь в храме Хатор. Великая Богиня ужаснулась бы, отдай она себя царевичу, но гневу её не будет предела, уведи она на своё ложе жреца Пта. Возможно, старая рабыня права, и Пентаур обезумел… Она должна говорить с Амени и просить себе в провожатые того, кто не презрит волю Богов.
Нен-Нуфер обернулась к храму, страшась увидеть Пентаура, но жрец не побежал за ней. Возможно, Великий Пта уже вразумил его.
— Что ты делаешь за воротами, Нен-Нуфер?
Это вновь был отец мальчика, и она вцепилась ему в руки, словно хотела, чтобы тот вытащил её из бурной Реки.
— Возьми меня к себе сегодня. Я не могу вернуться в храм. Все судачат обо мне.
Стражник замолчал, и Нен-Нуфер затаила дыхание, дожидаясь ответа.
— Что скажет на это Амени?
— Я сама поговорю с ним после. Позволь мне идти с тобой!
— Это долгий путь.
— Я не боюсь дороги.
И они пошли. Рядом. Молча. Лишь когда вдали замаячили соломенные крыши рыбацкого посёлка, Нен-Нуфер заговорила про его сына и про то, что мальчик теперь не только сравнялся с другими, но и опережает их… Когда-то так говорили про Пентаура. Когда-то он считал жреческий сан и знания превыше всего.
В доме стражника её приняли ласково, предложили лепёшек и рыбы. И пусть над едой кружили мухи, рыба была пересолёна, а хлеб хрустел на зубах, Нен-Нуфер была рада, что ушла из храма. Её не станут искать — подумают, что она уснула в потайном уголке, чтобы избежать косых взглядов. Завтра, лишь рассветёт, она отправится к фараону Менесу, чтобы выказать ему благодарность за помощь царевича.
Мухи и ночью кружились под тростниковой крышей и мешали спать. Или же слёзы и тоска душили её, не давая телу желанного отдыха. С утра Нен-Нуфер помогла старшей дочери стражника принести воды и осталась на завтрак, но не посмела взять ничего с собой. Фараон не станет сердиться на то, что она пришла с пустыми руками. В другой раз она принесёт ему лепёшки из лотоса. В другой раз она дойдёт до гробницы, но не сегодня.
Величественные пирамиды застилало облако пыли, но Нен-Нуфер не посторонилась колесницы — она знала, что возница видит её и потому хлещет лошадей. Она не посторонилась даже, когда царевич, бросив кнут и вожжи, спрыгнул с колесницы и помчался к ней, раскинув руки. Она и слова не сказала, когда эти сильные руки подняли её в воздух. И она позволила их губам встретиться. На мгновение или на целую вечность, ответ знали лишь горячие пески. Они глядели друг другу в глаза, не в силах произнести и слова. Наконец молчание нарушилось тяжёлым вздохом. Или двумя…
— Я украл поцелуй у жрицы Хатор и за это буду отвечать на суде Осириса. Но это единственное, что я когда-то крал и, возможно, меня не покарают слишком сильно, потому что я не мыслил его красть ещё минуту назад. Я не знаю, как это вышло… Не думаешь ли ты, что это Великая Богиня сама дала мне его?
Царевич отступил на шаг и стиснул кулаки. Глаза его блестели, и из-под платка на лоб скатилась крупная капля пота. Воздух со свистом вылетал из груди Нен-Нуфер, будто это она, а не царевич бежала навстречу. Губы горели. Глаза щипало от поднятого колесницей песка.
— Нет, — покачал головой царевич. — Ты так не думаешь.
Он отвернулся и пошёл обратно к колеснице. Нен-Нуфер вскинула руку, но голос не вернулся к ней. Он сейчас уедет. Растворится в облаке пыли. Теперь уже точно навсегда. И с тем же неистовством, с каким она бежала прочь от Пентаура, она бросилась к царевичу. Он обернулся, и она уткнулась ему в грудь. Губы её дрожали в бешеный такт его сердца. Он вновь стоял, раскинув руки, но побоялся сомкнуть их у неё за спиной.
— Хатор сводит нас вместе, чтобы тут же развести, — царевич уткнулся в горячую светлую макушку. — Неужели то, чего ей не хватает, это наши слёзы? Ответь мне, жрица Хатор? Что нужно твоей Богине от меня? Для чего я загоняю лошадей? Для того ли, чтобы увидеть на глазах её жрицы слёзы?
Нен-Нуфер продолжала лежать на лоснящейся кедровым маслом груди, не в силах разорвать единение.
— Я шла благодарить твоего отца за то, что ты выполнил мою просьбу, и Хатор привела тебя ко мне, чтобы я поблагодарила тебя лично. Ты первый и последний, кто коснулся моих губ — прими мой поцелуй за поцелуй Богини и ступай с миром.
Она сделала шаг назад, и царевич не остановил её, лишь молча указал на колесницу, но Нен-Нуфер покачала головой.
— Оставайся с миром, царевич Райя. Быть может, мы не свидимся больше. Я уезжаю в Фивы.