Тайна лотоса
Шрифт:
Реза вновь улыбался и приглашающе протягивал руку. Желает проверить, насколько мокрая у неё ладонь? А то не знает! И всё же она пошла с ним в коридор и вверх по лестнице. На втором этаже он, извинившись, шагнул в комнату за углом, и до Сусанны тотчас донёсся его повышенный голос — кто же собеседник: брат или мать. Мать… Она вышла за ним, опустив голову, и начала молча спускаться по лестнице, а Реза толкнул дверь в другую почти что с криком.
— Я тебе сказал не лезть! — с братом он отчего-то перешёл на английский — такая привычка у них или же фраза предназначалась и ей.
Реза вновь взял её за руку и поднял ещё на пролёт до очередной двери, которая вывела их на крышу. На улице оставалось душно, но мокрые волосы и присутствие Резы холодили лучше всякого
— По правде сказать, их лазерное шоу пустая трата времени…
Это намёк про завтрашний вечер? Нет, мистер Атертон, если есть хоть какая-то возможность сбежать от вас, грех ей не воспользоваться.
— Я не могу пропустить все экскурсии, — Сусанна побоялась добавить «из-за вас», но Реза явно понял и облокотился на перила в двух шагах от неё. И что дальше? Может, прямо в лоб спросить, когда он отвезёт её обратно в Каир?
— Этот дурак велел матери приготовить тебе комнату, но я думаю, ты предпочитаешь, чтобы я отвёз тебя в отель, так ведь?
Пауза слишком многозначительная, но и её не довольно, чтобы восстановить дыхание, потерянное за время произнесения им фразы.
— Я хочу в отель, потому что мы общаемся с сестрой по Скайпу.
— Боюсь, к тому времени она будет уже спать. Пока ты всё не съешь, мать тебя не отпустит.
Так дайте уже съесть, и я помчусь прочь из вашего проклятого дома! Можно ведь не говорить словами, можно ведь в моих глазах прочитать это. А, мистер Атертон? Каким иероглифом мне надо написать на лбу, что вы меня конкретно достали?!
— Сестра не ляжет спать, пока не удостоверится, что со мной всё в порядке.
Пока со мной всё в порядке, мне нужно от вас избавиться.
— Прежде чем ей показываться, всё же приведи в порядок волосы. То, что я нарисовал, это оптимальный вариант, и завтра мы этим займёмся с самого утра, чтобы успеть до светового шоу.
Это вопрос или утверждение? Сусанна попыталась пригладить волосы — в мокром виде выстриженная прядь не торчала.
— Сусанна, волосы отрастут. Это не то, что нельзя изменить. Не следует так расстраиваться. Обещаю, завтра ты с удовольствием будешь смотреть на себя в зеркало. У меня есть хороший парикмахер. А, пришла, посмотреть на дела лап своих?
Кошка медленно двигалась по перилам. В тусклом свете фонаря оценить её красоты не получилось, да и она сиганула вниз, как только Реза протянул к ней руку.
— Кошки меня с детства не любят, — усмехнулся он, глядя вниз в темноту сада. — И я их, впрочем, тоже. Одна преследовала меня всё детство. Всякое утро, как я открывал дверь в сад, она сидела на дорожке и глядела на меня. Я закрывал дверь, считал до десяти, открывал дверь снова, и дорожка оказывалась пустой. Я смертельно боялся этой кошки. Так продолжалось несколько лет, и я решил, что поборю свой страх, если подружусь с ней. И однажды я открыл дверь с твёрдым намерением не закрывать, но дорожка оказалась пустой. Кошки не было. Зато по дорожке от ворот шёл отец, а за ним незнакомая женщина с мальчиком. Это были Латифа и Аббас. Решив, что это они спугнули мою кошку, я убежал и не вышел к ним. Но, поняв, что кошка больше не вернётся, я начал играть с Аббасом.
— Почему она не вернулась?
— Потому что её никогда не существовало, — рассмеялся Реза. — Мне было скучно, я выдумал её. Я хотел, чтобы меня кто-то ждал по утрам.
— А почему вы тогда боялись её?
— Потому что был маленьким и одиноким. Мне было страшно, что и она не будет со мной говорить. У меня уже был друг, который только слушал, но никогда не отвечал.
— Кто?
— Когда Аббас починит свет, ты его увидишь, — Реза вновь смеялся. — Статуя фараона в мастерской. Он покрыт золотом и расписан очень красиво. Он всегда стоял за спиной отца и смотрел, что тот пишет. Я думал, что это его знакомый.
— Статуя?
— Я был маленьким. Я не понимал, что он всего лишь статуя. Я… В общем, я же сказал, что в детстве у меня никого не было и потому я научился играть сам с собой и придумывать себе друзей. Я до сих пор с ним иногда разговариваю. Знаешь, почему? Потому что он никогда не говорит мне — заткнись! И лучше я буду выливать всю злость на этого золотого истукана, чем колотить ботинком мать, как делают многие. Не смотри на меня так. Не веришь, спроси Сельму. Её отец бил её мать, но та никогда не плакала, и Сельма не понимала, как это больно, когда бьют. Когда её отец умер, брата, мать и её забрал к себе дядя. Он был торговым представителям, разъезжал по Европе и сумел сбросить с себя арабскую дикость. Или тут дело было в деньгах жены, и жена знала себе цену, а это у нас редкость, когда женщина гордо несёт голову. В общем, их взяли в качестве прислуги, ты не думай, что там были родственные чувства. Ну, в общем были, конечно, на улице они не остались, но брат, как только подрос немного, сбежал в Каир и сейчас шатается по пустыне между Израилем и Египтом, таская разного рода товар. Мать случайно под машину угодила, и Сельма осталась одна. Красивая, молодая… Такую нельзя держать под боком не очень молодой и не очень красивой женщине. Её выдали замуж. Правда, бесприданницу поначалу никто не брал, но потом один вдовец согласился. Ей ещё не исполнилось шестнадцати, а ему перевалило за шестьдесят. Но дядя уверял племянницу, что она должна радоваться, что кто-то вообще берёт её в жёны, потому что у неё злой глаз, как и у любой красивой женщины, — Реза вновь засмеялся и уставился в темноту сада, будто высматривал сбежавшую кошку. — Он не сразу начал её бить, через год, когда у него вовсе перестало с ней что-то получаться. Он лупил её за не так поставленную тарелку и за то, что она взяла лишнюю лепёшку. Только никогда не бил по лицу, ведь это единственное, что видно в женщине. Сельма терпела, потому что сколько бы она ни прибегала к дяде, её с бранью отправляли обратно к мужу — бьёт, значит, заслужила. Брат весь год таскался с товаром и вдруг неожиданно объявился на её пороге. Муж был с общиной в мечети, а она плакала над своими синяками. Не знаю, как она сумела удержать брата, и тот не пристрелил старика. В общем она взяла с собой одно платье и бежала в Каир. Ну, а дальше всё понятно. К счастью, она только танцует, потому что у неё есть брат, а другим не так везёт. Санура! — Реза совсем перевесился через перила. — Я всё жду, когда она вновь уйдёт.
— Вновь? — Сусанна тоже привалилась к перилам, потому что ноги напомнили о прогулке в песках.
— Не поверишь, она копия той самой кошки, а чистокровные мау обычно по улицам не разгуливают. В прошлом году я утром открыл дверь — сидит. Я сначала подумал, что у меня галлюцинации. Такое невозможно, и ради шутки распахнул дверь. Она зашла в дом и с тех пор живёт с нами. Я долго не мог поверить, что она из плоти и крови. Мать испугалась за мой рассудок, когда я постоянно спрашивал её, видит ли она кошку. Кстати, Санура — это и есть кошка, я долго не мог в неё поверить, а потом так и пошло — кошка и кошка. Слышала, как брат мой испугался, когда я заговорил со статуей? Он же первый, кто меня застукал с фараоном. Отец тогда недавно умер, и он испугался, что у меня крыша съехала. Я попытался ему объяснить, что это мой вымышленный друг детства, но в шестнадцать подобного не понимают, верно? Или у тебя тоже есть вымышленный друг?
Сусанна выдохнула. А, может, он действительно немного того… Что ответить тогда?
— Конечно, есть, и много, — ответил за неё Реза и принялся загибать пальцы: — Амени, Пентаур, Райя… Это те, о ком я уже знаю. Кого ещё там Нен-Нуфер сводит с ума?
Сусанна вцепилась в парапет пальцами, а хотелось зубами, чтобы не зарычать от злости. Когда ему надоест издеваться над ней?! Какие ещё истории он повесит ей на уши? В них хоть на грамм есть правды? Угу, лишь то, что Аббас ему не брат.
— Слушайте, голубки! Совесть иметь надо! — Аббас шагнул на крышу. — Меня без вас не кормят! Идите в столовую, а потом хоть гимн Осирису пойте на рассвете, — и он перегнулся через перила вниз: — Слышишь, фараон! Они за тебя будут солнце из хаоса возвращать!