Тайна любви
Шрифт:
Все это общество толпилось в небольшой зале и гостиной уютной квартиры Чернской в Кирпичном переулке.
Маленькая неловкость первой минуты скоро рассеялась, женщины оправились, толстый коммерсант громко смеялся, Стефания Егоровна разыгрывала очень важно роль хозяйки дома; горничная фамильярничала с девицами, разнося в изобилии глинтвейн и все мало-помалу развернулись.
Женщины еще несколько церемонились.
Люди опытные дожидались ужина.
Кто-то предложил потанцевать.
Кадриль прошла очень прилично, но мало-помалу пары увлеклись, содержатель Стефании не в состоянии был долго сдерживать свой нрав и принялся откалывать разные двусмысленные шуточки, и, наконец, все оживились.
Перед ужином старички расстегнули жилеты, помахивали фалдочками и, заложив руки за проймы жилеток, обливались потом, свистали, пристукивали и веселились от души.
Горничная, наконец, растворила дверь в столовую.
Все бросились туда, расселись, как желали, парочками, и принялись за предложенные яства.
Гости были веселы, амфитрион тоже.
Он то и дело приказывал подавать шампанское и целовал поблекшими устами ручки своих соседок.
Этим он подал пример другим.
Пары уселись теснее.
Фанни Викторовна сидела возле одного молодого человека, который разговаривал только о скачках и о своих выигрышах на тотализаторе.
Когда же этот предмет разговора истощился, он ей сказал несколько пошлых комплиментов, на которые она отвечала лишь улыбкой, решивши порасспросить о нем у Стефании Егоровны.
Она выбрала минуту, когда хозяйка обходила гостей, и спросила ее на ухо относительно своего соседа.
— Ах, это ужасно богатый дурак, — также шепотом отвечала Чернская, — хорошо бы вам его подцепить, будьте с ним любезны, но не позволяйте ему забыться, с такими болванами это самая лучшая система.
Встали из-за стола и пошли в гостиную пить кофе с ликерами.
Все как-то раскисли.
Старички засели в кресла и не шевелились.
Они дремали и сопели.
Молодые закурили сигары.
Некоторые сильно побледнели и спешили скрыться, другие уселись возле своих дам и принялись шалить и возиться.
Кавалер Фанни вздумал ее поцеловать, но она резко осадила его.
Он несколько опешил, но утешился тем, что в таком обществе он нашел женщину, которая умела себя держать, и не бросилась на шею с первого раза.
— Вы у меня ночуете? — спросила Стефания Егоровна.
— Если я вас не стесняю… — отвечала Фанни Викторовна, взглядом указывая на дремавшего на кресле амфитрона.
— Нисколько… Я его выпровожу…
Неделю спустя после этого вечера Фанни Викторовна Геркулесова была уже обладательницей квартиры на Кирочной улице, убранной с известным пошлым шиком.
Как бы в отместку за то, что она когда-то ела руками, теперь она не хотела есть иначе, как на серебре, она не забыла потребовать самую дорогую мебель, бронзу, громадные зеркала в золоченых рамах, словом заставляла себя окружить показной роскошью.
Молодой и действительно глупый богач не жаловался на издержки, он был счастлив, когда его содержанка производила фурор на набережной своими великолепными и бросающимися в глаза туалетами, и он слышал, как про него говорили:
— Он положительно разоряется.
Мысль, что он способен проесть свое состояние, восхищала его.
Фанни Викторовну возмущала его глупость.
Когда он приводил целую толпу таких же, как он шалопаев, расчесанных, раздушенных и распомаженных, и они, растянувшись на диванах, важно, с идиотским восторгом обсуждали статьи лошадей, она бешено ломала себе руки.
Правда, случалось, он приводил к ней людей серьезных, но такие были всегда навеселе.
Они брали ее за подбородок и таинственно шептали:
— Вы, конечно, знаете, милочка, что завтра биржа будет решительная, до сих пор все колебалось, благодаря неустойчивости брянских…
— О я ничего не знаю… И смотря на вас, на богатых людей, я прихожу к убеждению, что создана любить оборванцев…
Ее содержатель нашел, что она дурно воспитана, но приписал эту выходку лишнему бокалу шампанского.
Фанни также упрекнула себя в глупости и с тех пор не произносила ни слова.
Ее содержатель был ей противен с первого же дня знакомства.
Обыкновенно он являлся часа в два с сигарой в зубах.
Он болтал о лошади, которую рассчитывал пустить на бег, о проигрыше в клубе, о какой-нибудь городской совсем для нее не интересной сплетни.
Она молчала, ожидала хоть какой-нибудь ласки или нежного внимания, в котором не отказывает женщине даже самый отъявленный негодяй.
Она так и не дождалась от него никаких выражений симпатии, не говоря уже о любви.
Невольно, почти с ненавистью смотрела на него Фанни Викторовна, сравнивая его со Свирским.
Какая разница была между этими двумя людьми.
Сколько в том было нежности, предупредительности в мелочах. Иногда они с вечера были оба не в духе, но тотчас все незаметно исчезало, и царила любовь, всецело поглощавшая их существа.
Эти незабвенные воспоминания порой так сильно овладевали ею, что она с бешенством отталкивала от себя своего властелина и, скрипя зубами, кричала, чтобы он убирался вон, что она устала и хочет спать.
Ненависть ее к нему возрастала прогрессивно.