Тайна любви
Шрифт:
Он обедал с женой и с дочерью.
После обеда в гостиной он подозвал к себе маленькую Кору и с несвойственной ему трогательной нежностью стал ласкать ее.
Кроткий ласковый ребенок естественно поддался ласкам отца.
Графиня Конкордия, сидевшая в уголку с каким-то вязаньем в руках, издали наблюдала эту сцену.
Это единение контрастов — чистое, невинное создание, не ведающее еще и жизни, а не только тех ее сторон, в которых, как в омут, погружен был ее отец в погоне за житейскими наслаждениями — представляло трогательную картину.
Граф взял дочь на руки.
Он ее качал и целовал, играл с нею, как бы наслаждаясь чистотой и спокойствием ее души, которые составляют удел чистой совести.
Маленькая Кора сперва застенчиво и нерешительно относилась к этим ласкам, не привыкши к ним со стороны того, кого мать приказывала ей называть «папа» — этого дяди с прекрасным хотя и усталым лицом, которое она нечасто видела склоненным над ее колыбелью.
Но вскоре она освоилась, сделалась ласковее и фамильярнее и через какие-нибудь полчаса уже со звонким смехом, радостная и довольная, перебегала от отца к матери.
Конкордия Васильевна была тронута этими минутами до глубины души.
— Неужели это дитя победит своего отца и возвратит матери мужа! — мелькнуло на мгновение в уме графини, но именно только на мгновение.
Около получаса отцовских излияний утомили графа.
Для этой беспокойной натуры, для этого больного сердца была постоянная необходимость смены впечатлений.
Он воспользовался тем, что Кора отбежала к матери и сам подошел к своей жене с каким-то заискивающе нежным видом.
Можно было подумать, что красота графини, под тяжестью в течение восьми лет носимого ею тернового венца супружества, только созревшая, пробудила в нем пламя первой брачной любви. Увы, этому изнуренному наслаждениями человеку необходимо было более сильное бьющее в глаза и нос средство.
Чистое счастье семейного очага было для него запечатанным письмом.
При приближении к ней мужа у Конкордии Васильевны мелькнула мысль, что случай начать необходимый ей разговор представился.
— Ты хочешь со мной говорить, Владимир? — спросила она, чтобы облегчить начало.
Другой бы при звуке этого голоса и нежного тона слова «Владимир» и этого сердечного «ты», которыми она заменила царившие в их коротких разговорах за последнее время «граф» и «вы», был бы тронут.
Это могло бы быть его спасением.
Но граф Владимир Петрович вовсе не был расположен к супружеским интимностям.
Он подошел к своей жене совершенно с другой целью.
Первый раз со времени их замужества он возбудил с ней вопрос «о делах».
К этому его вынуждали обстоятельства.
— Милая Кора, — начал он, надо сознаться не без колебаний, — я не имел привычки беспокоить вас финансовыми делами, но сегодня не позволите ли мне отнять у вас по поводу этих дел несколько минут.
Эти слова крайне удивили молодую женщину.
Чего он от нее хочет?
Но тем не менее ей было приятно, что граф предупредил ее, что он, а не она начнет этот тяжелый разговор.
Совет Надежды Николаевны Ботт пришел ей на память.
— Я к вашим услугам! — ответила она. — Но здесь, я думаю, не особенно удобно…
Она указала глазами на прислугу, — этих вечных врагов хозяев — няньку, наблюдавшую за ребенком, и лакея, убиравшего кофе.
— У меня, или у вас было бы, мне кажется, удобнее, — добавила она.
Граф согласился.
Он последовал за нею в ее комнату и сел на один из пуфов, между тем как графиня полулегла на chaise longue.
Никогда она не была так хороша, так очаровательна, как в этот день.
Надо было быть самым равнодушным, самым бесчувственным человеком, чтобы не тронуться этой картиной грации и чистоты.
Демон страсти, оказывается, охватывал графа Владимира только тогда, когда он выходил из дому.
То, что говорилось между этим изящным мужчиной и очаровательной женщиной в этой комнате-гнездышке, было далеко не похоже на дуэт любви.
Граф Владимир Петрович был очень затруднен, но видно придумывал слова, чтобы скрыть или, лучше сказать, замаскировать правду, которая покрывала его позором.
Оказалось с первых слов, что ему были нужны деньги.
Но вопрос графини Конкордии, очень простой и естественный, поставил его положительно в безвыходное положение.
Он как-то вдруг замолчал.
XIII. Петербургская Аспазия
— Вы только что сказали, граф, — произнесла спокойно графиня Конкордия Васильевна, — что вы не имеете привычки меня беспокоить делами. Как же это случилось, что вы сегодня вдруг сочли за обязанность советоваться со мной по этому предмету тем более, что в продолжение восьми лет вы находили неприличным со мной об этом говорить… Вы имеете мою полную доверенность и распоряжаетесь моим состоянием по вашему усмотрению… Мое согласие вам вовсе не нужно, я это знаю, и это доказывает то, что вы в течение восьми лет обходились без него… Если это не так по закону, быть может, то объясните мне, в чем дело…
Граф Владимир Петрович почувствовал насмешку, заключавшуюся в последних словах жены.
Графиня, видимо, решилась быть неумолимой.
Если бы он был прав, как вспылил бы он за эту тираду молодой женщины, но он принужден был сдержаться, чтобы достигнуть цели.
Он ответил после довольно продолжительного молчания очень туманно и неопределенно.
— Вы позволите мне оставить эту привычку не беспокоить вас денежными вопросами, так как я, признаюсь, чувствую тяжелое бремя, давящее мне плечи в управлении делами, которые касаются больше вас, нежели меня.