Тайна Марии Целесты

Саканский Сергей Юрьевич

– Владелец такой яхты – кто может быть? – спросил Пилипенко, будто обращаясь к самому себе. – Если не какая-нибудь звезда, то наверняка бизнесмен. В любом случае – состоятельный человек. А там, где деньги, всегда можно ожидать преступления.

Пилипенко не столь хорошо разбирался в морском деле, как Жаров. Друзья поднялись на борт, и журналист продемонстрировал следователю форпик яхты, приподняв крышку люка.

– Если здесь и хранилась надувная лодка, – сказал Пилипенко, пошарив внутри отсека, – то у нее был мотор.

Он достал платок и тщательно

вытер перепачканные маслом пальцы.

Спустились по короткому трапу вниз. Темные, круглые, как у Джона Леннона, очки следователя вмиг посветлели, открыв его внимательные глаза.

– Где твой кофейник? – первым делом спросил он.

Жаров приоткрыл дверь камбуза и указал ладонью на плиту. Пилипенко осмотрел кофейник, не трогая его, затем повертел винтами крепления.

– Сколько времени прошло от момента, как яхту прибило к берегу, до того, как ты влез на борт? – спросил он.

– От силы минут десять, – сказал Жаров.

– Плиту ты выключил сразу?

– Минуты через две, когда спустился на камбуз.

– Ладно. Будем считать, что двенадцать.

Следователь вышел из камбуза и тотчас вернулся, держа в руках штурманскую параллельную линейку и судовой журнал.

– Возьми-ка, почитай пока, – сказал он Жарову, протягивая журнал, а сам склонился над плитой, щелкнув пластмассовой линейкой.

Жаров раскрыл журнал, искоса поглядывая на следователя, который меж тем бесцеремонно погрузил линейку в кофейник. Широкая даже в сложенном положении, она едва пролезла через горлышко.

Жаров склонился над журналом. Судя по записям на первой странице, яхта действительно вышла из Одессы три дня назад. Экипаж и вправду состоял из одного человека, он значился владельцем и капитаном судна – некто Шурупов Сергей Александрович.

Журнал – обязательный навигационный документ. Он служит для фиксации всего, что касается судна и его экипажа во время плавания, состоит из стандартных, напечатанных типографским способом таблиц. Журнал положено вести непрерывно с момента прибытия экипажа на борт и до окончания плавания. В случае гибели судна капитан должен принять меры к сохранению журнала.

Левая страница на каждом развороте отражает данные о курсе, ветре и так далее. На правой записываются происшедшие события, а если таковых нет, то ставят во всю таблицу карандашный «зет». Иные вахтенные любят вести на этих правых страницах и чисто личные записи, часто довольно скучные, интересные только для самих этих любителей.

Владелец «Леокадии», похоже, как раз и был таким любителем: в первый день он уныло жаловался на хандру, коей способствовали мрачные тучи над горизонтом и так далее. На второй день вдруг заявил, что ему и вовсе порой не хочется жить, и от тоски своей некуда уйти, и даже на собственной яхте по вольному ветру не уплыть и тому подобное…

«Хотя, кончено же, я не от какой-то там тоски бегу, а от вполне конкретного, от того, что преследует меня, что наехало со всех сторон…»

Интересно, что такое могло «наехать» на успешного бизнесмена Шурупова? Или

не успешного? Да и бизнесмена ли? Кто он такой, вообще? Они с Пилипенкой заочно решили, что владелец яхты – одесский бизнесмен. Может и так. На бизнесмена могли наехать какие-нибудь кредиторы. Со всех сторон? Еще всяческие неприятности, например, известие о неизлечимой болезни. Или какая-нибудь любовница угрожает разоблачить его перед женой, что также обычное дело… Разве этого достаточно, чтобы поставить яхту на автопилот и сигануть за борт? Да и пропавшую лодку надо как-то объяснить.

Следователь тем временем сидел на рундуке и размышлял, постукивая линейкой по колену.

– Тридцать четыре миллиметра, – сказал он, наконец. – Давай-ка проведем эксперимент. Допустим, кофейник был изначально полон.

Он снял с кофейника крышку и налил воду из крана в перевернутой бутыли над камбузным столом. Водрузил кофейник на плиту и защелкнул зажимом от качки.

– Я, между прочим, бросаю курить, если ты помнишь, – сказал он Жарову.

– У меня, конечно, есть зажигалка, – ответил тот, – но хочу заметить, что она здесь и не нужна. Такая походная плита включается автоматически, от искры. Кнопочку нажми, – закончил Жаров, качнув пальцем.

Следователь утопил маленькую красную кнопку сбоку плиты. Раздался тихий треск и газовый цветок распустился.

– Теперь подождем, – сказал Пилипенко. – Времени хватит, чтобы не спеша осмотреть всю эту посудину.

– Сначала я закончу с журналом, – сказал Жаров, перевернул страницу и вдруг почувствовал, как его собственные брови ползут наверх.

На последнем развороте с левой стороны значились обычные цифры. С правой размашистым торопливым почерком было начертано следующее:

«Оно здесь оно повсюду оно пожирает меня».

Жаров перевернул журнал и молча показал разворот другу. Пилипенко смерил взглядом страницу и настороженно повел глазами туда-сюда.

– По хорошему, надо бы вызвать каких-нибудь специалистов, биологов, что ли… – пробормотал он, продолжая пристально осматривать внутренность яхты.

– Вряд ли это «оно» – какое-то животное, – возразил Жаров. – Животное не может быть «повсюду».

– Возможно, – сказал Пилипенко. – Но если мы до сих пор целы, предлагаю продолжить осмотр.

Теперь мотивировка Жарова изменилась: он приглядывался к окружающим предметам с новой точки зрения, ожидая увидеть свернувшееся где-нибудь щупальце или гигантскую паучью ногу.

– Никаких следов борьбы, – констатировал следователь. – Правда, одежда вывалена из платяного шкафа и вряд ли это можно объяснить толчком при посадке яхты на мель. Ощущение такое, что в шкафу что-то спешно искали. Дай-ка мне глянуть, – попросил он, протягивая руку за журналом.

Повертев его, Пилипенко провел пальцем по сгибу разворота и проговорил задумчиво:

– А ведь одна страница вырвана. Предпоследняя. Это может ровным счетом ничего не значить, конечно. Но запомнить стоит.

* * *