Тайна Марии Целесты
Шрифт:
– Как куда? Домой, в Одессу.
– Вынужден вас огорчить, – и вправду начал следователь.
– Что может огорчить меня более, чем то, что уже произошло?
– Вы не едете в Одессу.
– Вот как?
– Я выпишу вам бумагу. Это называется – предписание. Как фигурант объявленного расследования вы не имеете права покидать территорию Большой Ялты.
– До каких пор?
– Пока мы сочтем нужным. Лично я сочту. А лично я считаю: вы можете оказать неоценимую помощь в расследовании.
– Расследовании чего?
– Обстоятельств исчезновения вашего… друга. И, для
– Да ради Бога!
– Когда вы приехали в Крым?
– За день до Сергея. Поезд пришел в семь утра. Я бродила тут. Заночевала. Скучный город.
– Я бы поспорил. Но почему вы не сели с ним вместе на Яхту? Зачем так громоздко?
– Он не хотел брать меня на борт. Хотел побыть один в море. Мы условились встретиться в Ялте и провести вместе несколько дней подряд, а не как раньше – урывками, порой на два-три часа… Но яхта, как вы знаете, пришла пустой. Я влезла на борт, но обнаружила лишь кипящий кофейник.
– Больше вы ничего не обнаружили? Что-то еще показалось вам странным?
– Да! Вещи были выброшены из шкафа и разбросаны по полу.
– Вы что же – условились, что яхта пристанет к берегу именно на этом маленьком пляже?
– Да нет же! Она должна была придти в порт. В последнем разговоре Сергей уточнил время прибытия. Я прогуливалась по Набережной и ждала его. На звонки он перестал отвечать. Пеленг аппарата показывал, что яхта идет совсем в другое место.
– Что значит – пеленг аппарата? – не выдержал Жаров. – У вас что же – есть функция джи-пи-эс?
– Да. Сергей был очень щепетильным и поставил мне ее на всякий случай. Мы ведь катались на яхте последнее время, каждый уикенд по ночам. А на море всякое может случиться.
– Но позвольте! – воскликнул Жаров. – Ваш аппарат засекал что? Ведь не положение яхты, а положение мобильного телефона ее владельца!
– Да, ну и что?
– Это значит, что когда Шурупов исчез с борта, мобильник еще оставался на яхте.
Груздева пожала плечами:
– Может быть, его просто смыло в море? Вряд ли его теперь можно найти.
– Может быть – нет. А может быть – и да, – задумчиво произнес Пилипенко.
Друзья молча дошли до «Жигуленка», который был со всех сторон заставлен другими авто, словно старый чайник на плите среди тефлоновой посуды. Что-то не давало покоя Жарову, какое-то слово, употребленное не совсем так, как требовала логика. Как профессиональный литератор он был особенно чувствителен именно к словам.
Они влезли в машину, протиснувшись в двери, которые нельзя было распахнуть полностью, не покарябав чужой тефлон. Пилипенко завел мотор и принялся выруливать. Скрежет старой коробки передач странным образом навел Жарова на потерянное слово. Он сказал:
– Груздева дважды оговорилась: сказала о Шурупове «был». Вот что. Шурупов уже мертв, и девушка знает об этом.
– Возможно, – сказал следователь. – В любом случае, я собирался по всем этим адресам.
– Твой рабочий день, между прочим, давно закончился.
– Ничего. Я выпишу сверхурочные.
Он, конечно, знал, что Жаров не оставит его, увяжется с ним, поэтому
– Осталось четыре места, где засекли Шурупова. Якобы узнали по расклеенным фото. Квартирные хозяйки и менеджер отеля. На Халтурина, на Руданского, в Массандре и в Гурзуфе, – говоря, Пилипенко поводил головой туда-сюда, указывая подбородком в направлении означенных мест. – Думаю начать с самой дальней точки, с Гурзуфа.
– К тому же, лодку нашли именно в том районе, – сказал Жаров.
– Да не в этом дело, – отмахнулся следователь. – Вполне возможно, что Шурупов заквартировал как можно дальше от места, где причалил к берегу. Просто лучше пилить в самую дальнюю точку с надеждой в сердце, чем возвращаться оттуда разочарованным.
– Приветствую такую логику.
– Ничего удивительного, – пробурчал Пилипенко. – Простая мужская логика. Женщина бы действовала наоборот.
До автовокзала томились в пробке, но, выехав зигзагом на трассу, почувствовали относительную свободу.
Хозяйка маленького пансиона в Гурзуфе производила впечатление вполне вменяемой. Друзья не сразу заметили, что именно с ней не так.
Человек, которого она опознала по фото, наклеенному на доску объявлений Гурзуфского пятачка, был ее постояльцем и в данный момент, «естественно», спал пьяным в своей комнате. Дверь была не заперта, и все трое вошли в довольно вонючее логово, где на столе топорщился развороченный скелет курицы-гриль. То, что лежало на кровати, заставило друзей переглянуться. Человек, спавший поперек съехавшей постели, не имел ничего общего с Шуруповым. Мало того, что он был брюнетом, в отличие от белобрысого яхтсмена, но тугие щеки, меж которых располагался круглый, тяжело дующий рот, не шли ни в какое сравнение с впалыми щеками разыскиваемого. Пилипенко закрыл дверь, перерезав поток сероводорода и ацетона, и сухо сказал женщине:
– Это не тот человек.
В маленьком холле висел постер, изображающий Арнольда Шварценеггера.
– Вам тоже нравится Сильвестр Сталлоне? – поинтересовался Пилипенко, кивнув на изображение.
– Это не Сталлоне, – сердито сказала хозяйка.
– А кто?
– Это Стивен Сигал.
Уже по пути в Ялту следователь прокомментировал ситуацию:
– У этой женщины явная болезнь Альцгеймера. Она не распознает человеческих лиц. На место своего постояльца она подставила фото разыскиваемого, а произвольный плакат наполнила образом любимого актера.
– Рано или поздно она сожжет свой дом, – мрачно отозвался Жаров.
– Я сообщу гурзуфскому участковому, – сказал Пилипенко. – Пусть направит ее к врачу. Хоть это и неизлечимо, но пациент и его близкие должны знать о такой болезни.
Свернув с трассы в Массандру, Пилипенко безошибочно вывел машину в проулок к нужному дому. Жизнь в маленьком городке невольно заставляет изучить его назубок, вплоть до расположения зданий по номерам.
Раньше это был просто жилой дом на восемь квартир, но в новые времена некий «уважаемый человек» выкупил его, прогнав оттуда жильцов на выгодных для них условиях. Теперь здесь был небольшой и не очень дорогой, имея ввиду положение высоко над морем, частный отель.