Тайна Марии Целесты
Шрифт:
– Баня очищает не только тело, но и душу, – серьезным тоном сказал следователь. – Кое-кому все же придется отмыть свои грехи... Это касается не только здесь присутствующих, но и лиц, находящихся за дверью.
Он указал на дверь, ведущую в приемную. Все посмотрели на эту добротную деревянную дверь. Меж тем Пилипенко продолжал, по своей старой привычке цитируя классику – как всегда, нечто широко известное, из школьной программы, чтобы каждый присутствующий мог настроиться на легкую волну:
– Я пригласил вас, господа с тем, дабы
– Разве дело о смерти моего мужа не закрыто? – с недоумением спросила Шурупова.
– Вероятно, это произойдет завтра, в самом начале рабочего дня, – сказал следователь. – А теперь позвольте представить вам одного человека. Лейтенант Клюев! Это твой первый объект.
Клюев, похоже давно ожидавший сигнала, немедленно распахнул дубовую дверь. За нею стоял часовой в форме, а позади него, в креслах сидели двое мужчин. Один из них был пресловутым киллером из Одессы: он красноречиво поблескивал стальными наручниками. Другого Жаров видел впервые.
Вот так всегда, – с грустью подумал он. – Из кожи вон лезешь, всячески помогаешь им, а когда приходит финал расследования, Пилипенко внезапно отрезает всю информацию, будто печется о том, чтобы Жарову было интересно высиживать это зрелище до конца, словно Жаров не участник событий, а зритель, смотрящий по телеку детектив.
Дело, конечно, было в другом: как бы ни доверял ему старый друг, Жаров был прежде всего журналистом. А с этими ребятами и девчонками надо держать ухо востро и рот на замке, – как любил повторять следователь. Например, Анюту, которая прислала Жарову снимки аварийной яхты в самый первый день, он ненавидел поистине на физиологическом уровне.
Так или иначе, но все это торможение работало на главную идею Жарова, на его метод расследования, который он выстрадал путем долгой практики и глубокого теоретизирования. Искусство и жизнь настолько переплетены в реальности, что в какой-то момент принципы искусства начинают работать и в жизни. Надо лишь вовремя поймать этот момент и воспользоваться им. Только потому, что Жаров смотрел на расследование как на какой-то сверхсценарий, который пишет некий высший автор, всем им, в этой долгой общей работе, и удавалось найти ключи даже к самым немыслимым тайнам.
Меж тем Клюев что-то сказал часовому, тот кивнул и передал вглубь помещения:
– Бакунин, на выход!
Маленький щуплый человек поднялся, переступил через ноги киллера, словно через пару огромных бревен, и вошел в помещение редакции.
– Садитесь, – сказал Пилипенко и вывернул из-за стола компьютерное кресло Жарова.
– Обычно говорят «присаживайтесь», – пробурчал Бакунин.
– А вы вот садитесь, – твердо повторил Пилипенко.
Бакунин сел.
– Представьтесь, пожалуйста, – попросил следователь.
– Бакунин Борис Андреевич, – сказал новый фигурант и выжидательно посмотрел на следователя.
– И что же вы замолчали? – спросил тот. – Расскажите, кто вы и чем занимаетесь. Повторите все, что сообщили на предварительном следствии.
– Я это. Особых дел мастер, – с натянутой улыбкой проговорил Бакунин.
Жаров с удивлением оглядел его: маленький, довольно пожилой человек в крупных очках, лысоватый, с выпуклым лбом, что делало его похожим на классического инопланетянина.
– Продолжайте! – подтолкнул его следователь. – Нам всем очень интересно.
– Ну, я того, – промямлил Бакунин. – Помогаю людям порой начать новую жизнь.
Жаров встрепенулся:
– Вы акушер-гинеколог?
Бакунин замахал ручонками.
– Нет, что вы! Я всего лишь художник.
– Не стесняйся, – ехидно подхватил следователь, уже переходя на «ты». – Расскажи нам, что ты там такое рисуешь?
Бакунин опустил голову, ответил уныло:
– Новые документы.
– Фальшивые, – зловеще прошептал следователь.
Бакунин вдруг возмутился, вскинул голову:
– Пардон, настоящие!
Пилипенко резко обернулся к Клюеву.
– А что же он у тебя без браслетов?
Клюев развел руками.
– Так он не задержанный. И почему ему надо быть в браслетах?
– Потому что он убивает людей.
Все присутствующие с удивлением посмотрели в сторону Бакунина. Тот сидел, опустив большую голову на тонкой шее, словно нашкодивший мальчишка. Наконец, ответил:
– Я это... Еще никого своими руками...
– Заказываешь, батенька! – выкрикнул Пилипенко. – Вот что нам сообщили из Одессы.
Он взял со стола Минина лист бумаги, оглядел его, держа на вытянутой руке. Проговорил:
– Две недели назад Шурупов Сергей Александрович перевел значительную сумму на счет Евстигнеева Олега Григорьевича, жителя поселка Мирный Тюменской области. И не просто значительную сумму, а все свое состояние.
Шурупова встрепенулась:
– Как это все состояние? Зачем? Да кто такой этот Евстигнеев?
Она с недоумением переводила взгляд с Пилипенки на Бакунина. Следователь сказал:
– Поведай почтенной публике, кто такой Евстигнеев?
– Он того...
Бакунин замолк, умоляюще глядя на следователя.
– Тогда я расскажу, – со вздохом начал Пилипенко. – Замечу сначала, как вообще здесь оказался гражданин Бакунин. Среди камней на дне моря, в мире крабов и раковин, неподалеку от того места, где пристала к берегу яхта, мы обнаружили мобильный телефон покойного.
Минин, словно некий ассистент в театральной постановке, достал из обувной коробки телефон и продемонстрировал его публике.
– Звонок от этого человека, – Пилипенко указал на Бакунина, – был записан в памяти аппарата. Как и ваши сообщения, между прочим, – следователь обернулся к Груздевой с грустной улыбкой.