Тайна Марии Стюарт
Шрифт:
Мейтленд с самого начала ожидал этих слов. Он погладил аккуратно подстриженную бородку, которой весьма гордился.
– Это произошло потому, что по условиям договора в том виде, как он был составлен, моя дорогая королева была обязана отказаться от текущих претензий на английский трон, но также от любых прав на престол, даже если вы – Боже упаси! – скончаетесь, не оставив наследников. Этого она не может допустить, находясь в здравом уме и твердой памяти. Это означало бы ее отказ от наследственных прав, которые она имеет Божьей милостью, независимо от того, насколько они могут быть востребованы в силу обстоятельств.
– Каких обстоятельств? – спросил Дадли. Его голос был громким, а тон граничил с грубостью. Неужели женщины находили это привлекательным?
– Никто из Их Величеств не состоит в браке, – самым спокойным и любезным тоном пояснил Мейтленд. – Кто будет править в следующим поколении при отсутствии наследников с обеих сторон? Будет благоразумно, если каждый из монархов воспользуется своим правом на спасение дружественного престола при непредвиденных обстоятельствах.
– Благоразумно! – фыркнула Елизавета. – Опасное искушение! Но имейте в виду, что меня не привлекает Шотландия.
– Но она может привлечь вашего сына, – возразил Дадли. – И если Мария останется бездетной…
– Именно так, – вставил Мейтленд. – Или наоборот. Вам нужно выбрать друг друга прежде всего из-за родственных связей. Не следует доверять посторонним.
– Мария Стюарт для меня чужая, – упрямо заявила Елизавета.
– Но не по крови, – настаивал Мейтленд. – И если вы согласитесь на встречу, это положит конец любым опасениям.
– О, я согласна встретиться с ней, – беззаботно сказала Елизавета.
– Когда? – спросил Мейтленд.
– Не раньше следующего заседания парламента, – предупредил Сесил. – До тех пор вы не должны покидать столицу.
– Значит, следующим летом, – решила Елизавета. – Мы можем встретиться… где-нибудь на севере. Может быть, в Ноттингеме?
– Она с радостью встретится с вами, где пожелаете, – заверил Мейтленд, втайне надеясь, что он прав. – Значит, в июле?
– В августе. Я совмещу это с продвижением в других делах.
И хитроумный Сесил, и красавец Дадли выглядели удивленными.
– Молодой герцог Норфолк обеспечит нам гостеприимный прием, – сказал Дадли. – Кто еще там есть? Граф Нортумберленд, граф Уэстморленд… но они еще неопытны.
– Значит, им придется проявить упорство и находчивость, – заметил Сесил.
Раздались добродушные смешки. Елизавета сделала жест одной из придворных дам, и вскоре появился слуга с хрустальной вазой, подносом с плоскими хлебцами и бокалами свежего сидра.
– Осень выдалась щедрой, – пояснила Елизавета. Она взяла бокал и отпила из него.
Мейтленд с ужасом понял, что аудиенция подходит к концу, а он еще не получил ответа на свой главный вопрос.
– Эти ежевичные конфетки изготовлены из ягод, купленных моим дорогим Робертом, – сказала Елизавета, указывая на содержимое хрустальной вазы, и улыбнулась им.
Мейтленд взял себе хлебец и засахаренные ягоды лишь после того, как это сделали Сесил и Дадли. Он старался есть медленно и не проявлять признаков спешки. Наконец он вытер губы льняным носовым платочком.
– Ваше Величество, позвольте вернуться к теме, представляющей общий интерес для нас. Моя госпожа с радостью подпишет Эдинбургский договор, если он будет исправлен с учетом признания ее наследственных прав, разумеется, в том случае, если вы не сможете исполнять обязанности правящего монарха.
Елизавета повернулась и уперлась в него тяжелым взглядом. Теперь в выражении ее лица не осталось ничего веселого или легкомысленного. Ее губы сжались так плотно, что рот напоминал старый шрам.
– Что? Думаете, я смогу полюбить свой погребальный саван? – наконец спросила она, и ее голос напоминал змеиное шипение. – В тот момент, когда я назову Марию своей наследницей, я буду вынуждена возненавидеть ее, и каждый раз, когда я буду видеть ее лицо, – она взглянула на миниатюру, – я буду заглядывать в собственную могилу.
– Так думает каждый, кому приходится составлять завещание, – примирительным тоном произнес Дадли. – Однако стряпчие говорят, что мы должны это делать. Разумеется, неприятно читать фразы вроде «с момента моей смерти», «через десять дней после моей кончины» или «когда мое тело будет предано земле», однако мы содрогаемся и подписываем, поскольку не делать этого было бы… безответственно.
– Роберт! – одернула его Елизавета. – Вы считаете, вы хотите сказать, что я веду себя безответственно по отношению к моему трону и моим подданным?
– Отказаться выйти замуж и иметь наследника… Да, это безответственно.
– Ах! – раздраженно воскликнула Елизавета.
«Должно быть, она действительно любит его, – подумал Мейтленд. – Никто другой не осмелится разговаривать с ней в подобной манере. Однако это как раз то, что нам необходимо. Возможно, мне следует поблагодарить Бога за Дадли».
– Роберт! – Она рассмеялась и погладила его по голове.
Мейтленд был потрясен.
– Ты знаешь, что это невозможно, – нежно сказала она, но потом внезапно стала такой же серьезной и властной, как раньше.
– В тот момент, когда я назову имя своего наследника, я расстанусь со всей полнотой власти, – обратилась она к Мейтленду. – Plures adorat solem orientem quam accidentem. Большинство людей почитает восходящее, а не заходящее светило. Наследник становится центром всех несбывшихся людских желаний. Я видела это во время правления моей сестры, когда я была наследницей. Позвольте мне объяснить кое-что.
Она отвела Мейтленда в укромный альков с кушеткой и мягкими подушками у окна. Опустившись на кушетку, она сделала ему знак садиться.