Тайна Марии Стюарт
Шрифт:
– Будущий правитель – это сон, – сказала она. – Нынешний правитель – это тот, кто живет среди бодрствующих людей. Детям в декабре снятся яблоки, и они плачут, когда просыпаются и не находят сочных плодов. Точно так же подданные мечтают о том, что они получат от принца, когда он вступит в права наследования, и плачут каждый раз, когда их мечты оказываются несбыточной фантазией. Вот что я вам скажу: среди когда-либо живших и живущих правителей, включая Соломона, нет такого, кто был бы достаточно богат для удовлетворения человеческой алчности. Поэтому люди всегда жаждут будущего правителя и никогда нынешнего… если нынешний правитель не является их единственной надеждой.
«Как прекрасно она разбирается в слабостях человеческой натуры, – подумал Мейтленд. – Однако если она откажется выйти замуж, то в конце концов погубит свой народ. Никто не живет вечно, чтобы быть единственной надеждой для всех».
– Понимаю, – вслух произнес он.
– Однако если в данный момент я была бы вынуждена избрать наследника, то выбрала бы Марию Стюарт перед всеми остальными, – неожиданно сказала она. – Я предпочитаю не выбирать, но, если бы я была вынуждена…
Она выразительно изогнула свои тонкие бледные брови.
– И вы не соблаговолите передать это в письменном виде? Боюсь, моя госпожа будет так часто требовать от меня повторения этих слов, что у меня голова пойдет кругом.
– Вы выглядите достаточно здоровым, чтобы выдержать несколько повторений, – с улыбкой возразила Елизавета. Улыбка изменила ее лицо и сделала ее более таинственной и обворожительной. Даже ее пронзительные темные глаза, казалось, излучали сочувствие, а не испытывали его дух на прочность.
– И нет, я не собираюсь оформлять эти слова в письменном виде. Ваша королева должна доверять вашей памяти и моим намерениям. Кроме того, вскоре она может встретиться со мной лицом к лицу. Всего лишь через несколько месяцев! Тем временем передайте ей, что я скоро пришлю свой портрет и дарю ей это алмазное кольцо в знак нашей дружбы.
Она сняла кольцо с пальца. Это было не совсем обычное кольцо. Оно состояло из двух переплетающихся частей: две руки обхватывали два алмаза в центре, смыкаясь в форме сердца. Елизавета разделила кольцо на две части и вручила одну из них Мейтленду.
– Это английский обычай, – пояснила она. – Если королева Шотландии хочет быть моей наследницей, она должна начать с понимания английских обычаев. Мы дарим алмазное кольцо, которое имеет свою пару. Его можно вернуть дарителю во времена крайней нужды, чтобы заручиться его поддержкой. Когда обе половины воссоединятся, я буду обязана прийти ей на помощь.
– Она будет глубоко тронута, – сказал Мейтленд, рассматривая кольцо.
– Скажите ей, что она не должна злоупотреблять кольцом и возвращать его мне из-за какой-нибудь мелочи вроде мастера Нокса. – Елизавета рассмеялась и поднялась с кушетки. Аудиенция подошла к концу.
VIII
Мария почувствовала, как шляпа слетела с ее головы, когда она галопом мчалась через Фолклендский лес в этот последний день октября. Шляпа поднялась в воздух и улетела, как листья, подхваченные ветром. Кто знает, куда? В то же время ее длинные волосы свободно рассыпались по плечам, словно у небрежной школьницы. Со смехом и разрумянившимся лицом она продолжала скакать, не замедляя хода, чтобы остальные не могли догнать ее.
Она знала, что французы сравнивают этот лес с лесами в Шамборе и Фонтенбло, поэтому не хотела останавливаться и слушать их едкие замечания. Это был ее лес, который любил ее отец, и теперь французы – ее дяди маркиз д’Эльбёф, герцог д’Омаль и великий приор Франсуа вместе с поэтами Брантомом и Шателяром, сопровождавшими их, – казались здесь чужаками. Или, во всяком случае, людьми, перед которыми ей приходилось оправдываться. Ей не нравилось постоянно защищать Шотландию от их нападок. Но эти мысли она благоразумно держала при себе, так как придворные могли преувеличить их и со злобной радостью доложить о них Екатерине Медичи.
Она поймала себя на слове «злобный» и ощутила укол стыда. «Это моя собственная интерпретация, – подумала она. – Я не знаю, что они чувствуют на самом деле. И знаю то, что мне станет легче, когда они вернутся во Францию».
Она осадила лошадь на открытом пригорке и позволила остальным поравняться с ней. Огромный Фолклендский лес за Ломондскими холмами простирал свою золотую листву во все стороны от нее. Далеко в низине лаяли гончие – может быть, они загнали какого-то зверя? Она со своими спутниками уже добыла косулю и нескольких зайцев и сегодня больше не нуждалась в охоте. Кроме того, солнце уже клонилось к закату, и всех предупредили, что они должны вернуться во дворец до наступления темноты в эту «ночь всех ночей».
– Хэллоуин, – зловещим тоном произнес отец Мэри Битон.
Когда Мария никак не отреагировала на это слово, он покачал головой:
– Худшая ночь в году для богобоязненных людей. Это начало темного времени года, время праздника для дьявола и колдуний. Оставайтесь под крышей.
Французы лишь пожимали плечами и смеялись, но Мэри Битон прошептала своей госпоже:
– Моя тетя – колдунья. Леди Джанет Битон. Она околдовала Босуэлла и взяла его себе в любовники, а ведь она замужняя женщина, к тому же на двадцать лет старше его и имеет семерых детей. Теперь она пожилая, но не выглядит старой. У нее лицо молодой девушки.
– А он… они по-прежнему? – спросила Мария. Босуэлл – любовник колдуньи! Эта новость почему-то заинтересовала ее.
– Не знаю. Думаю, они встречаются иногда, в память о старых временах. Колдовское заклятье не всегда можно разрушить.
Мэри Флеминг услышала их разговор и презрительно тряхнула головой:
– Мистер Мейтленд говорит, что это чушь, которой пугают суеверных простаков, чтобы они были послушными.
– А мистер Мейтленд? – многозначительным тоном произнесла Мэри Битон. – Ты близко знакома с ним?
Мэри Флеминг выглядела смущенной, что с ней редко случалось. Втайне ее влекло к Мейтленду, и ей нравилось думать, что он интересуется ею, как и большинство мужчин.
– Я слышала, что он атеист, – продолжала Мэри Битон. – Говорят, что он называл Бога страшилкой для детей.
– Никто не может быть атеистом! – воскликнула Фламина. – Гадко так говорить о нем!
Мейтленд. Атеист или нет, но он был способным дипломатом. Мария с нетерпением ожидала его возвращения, возможно еще больше, чем Фламина. Политика может быть не менее волнующей, чем любовь.