Тайна Марии Стюарт
Шрифт:
– Это мне решать.
Когда она заканчивала фразу, дверь тихо отворилась. Лорд Джеймс просунул голову внутрь и кивнул ей в знак приветствия.
– Я рад, что вам нравится мой подарок, дорогая сестра, – сказал он, но его взгляд был устремлен на Риччио.
Теплое майское солнце согревало клетки и деревянные ящики, отчего животные, сидевшие внутри, начинали ворочаться и скулить. Половина двора пришла посмотреть на заморские диковинки, доставленные по приказу королевы, и теперь они ждали лишь прибытия садовников и надсмотрщиков с ломами и пилами. Королева со своими дамами стояла в стороне, обмениваясь веселыми репликами и наслаждаясь прекрасным днем. Мария заметила Джона Сэмпилла, одного из молодых придворных, чьи танцы заставили Джона Нокса прочитать его отцу лекцию о непотребных развлечениях. Сейчас он стоял рядом с Пышкой и что-то говорил ей на ухо. Посол Рэндольф точно так же увивался вокруг Мэри Битон. Ах, весна!
Хотя Мария до сих пор носила облегченный вариант траура, трудно было печалиться в такой день, когда весь мир радовался. Деревья над головой раскрыли листья лишь несколько дней назад, и они как будто распускались на глазах у королевы. Если утром листья были размером с дукат, то к вечеру они вырастали до размеров чайного блюдца. Цветы пробивались из-под земли, находя путь через прошлогодние останки. У цветов нет памяти, хотя они пробуждают воспоминания у людей.
– Ах! – Мария обрадовалась приходу рабочих и садовников. Они прошли по тропинке с лопатами и тележками, насвистывая на ходу. – Джентльмены! – провозгласила она. – В этих ящиках перед вами находятся растения, доставленные из французских садов. Это персидские фиалки…
– Они не будут цвести здесь, – быстро сказал один из рабочих.
– Слишком холодно, – добавил другой.
– Мы попробуем высадить их на склоне, обращенном на юг, и немного прикроем их, – сказала Мария. – А вот красные галльские розы, которые так обильно цветут, и луноцветы, которые оплетают садовые решетки и распускаются только по ночам.
– Для них понадобится навоз, – сказали садовники.
– Я уверена, что на королевских конюшнях нет недостатка в навозе, – ответила Мария. – А вот деревья сикоморы, – она указала на самые высокие ящики. – Я очень надеюсь, что они будут расти здесь. Шелест ветра в их листьях – один из прекраснейших на свете.
Мужчины хмыкнули.
Потом появилось несколько молодых людей, одетых в кожу, в перчатках и кожаных фуражках. Они несли кнуты и дубинки. Их возглавлял пожилой мужчина с кремневым пистолетом, назначенный Марией распорядителем зверинца.
– Где животные? – спросил он.
Мария указала на клетки с прутьями и отверстиями для воздуха.
– Там.
– Кого вы приказали доставить?
– Двух львиц, медвежонка, волка и дикобраза.
– Львицы? – Мужчины с интересом переглянулись. – Взрослые?
– Нет, но уже не львята, – ответила Мария. – По крайней мере, так мне сказали.
Мужчины осторожно приблизились к клеткам.
– Где вы хотите разместить этих животных?
– Здесь, в Холируде, есть зверинец, – сказала она. – Потом я пошлю за животными для зверинца в Стирлинге.
«По одному делу за один раз, – подумала она. – Нужно продвигаться постепенно. Долгие годы забвения обращены вспять. Цветочные клумбы, которые мы заложили в прошлом году, уже начинают распускаться, а зверинец нужно было перестроить перед покупкой животных; львица не может долго сидеть в клетке».
Четыре Марии с веселым щебетом рассматривали растения, которые распаковывали садовники. Некоторые кусты казались мертвыми в соломенной обкладке. Но это впечатление может быть обманчивым – например, французские розы…
При мысли о Франции ясный весенний день на мгновение померк. Жизнь там больше не была легкой и радостной. Религиозные войны причинили много горя. Ее любимый дядя, герцог де Гиз, пал от руки гугенота, застреленный в спину. Почти все лидеры с обеих сторон были либо убиты, либо захвачены в плен: Антуан Наваррский погиб в бою, а принц Конде и констебль Монморанси попали в плен еще до заключения непрочного мира.
Поэт Шателяр, прикрепленный к сыну Монморанси, вернулся в Шотландию, и некоторые считали, что он имеет какую-то политическую миссию. Но он оказался глупцом, несчастной пешкой, запутавшейся в собственных чувствах. Мария с содроганием вспоминала его странное поведение, когда он прятался под ее кроватью и утверждал, что ослеплен любовью. Дело кончилось его казнью, но лорд Джеймс заверил ее, что это было сделано для ее же блага. Поэт пошел на смерть, цитируя Ронсара и признаваясь в любви к ней, «самой жестокой принцессе в мире».
Убийственная весна. Мария молила о том, чтобы на этом все закончилось. Демон насилия затаился на время, но теперь ей придется еще дольше носить траур, на этот раз по своему дяде.
Лорд Джеймс и Мейтленд, стоявшие за ее спиной на тропинке еще пустого сада, критически наблюдали за собранием.
– Очередная французская глупость, – процедил лорд Джеймс. – Ящики со всякой ерундой. Надеюсь, она оплатила доставку с доходов от своих французских владений, а не из королевской казны.
– Я рад, что она трудится над улучшением своего дома, тем более если она делает это за свой счет, – отозвался Мейтленд. – Вскоре она приведет сюда мужа, который разделит с ней все это.
Увидев, как лорд Джеймс нахмурился, он непринужденно добавил:
– Разумеется, наша королева должна выйти замуж. Это естественный порядок вещей. Но за кого? Он должен быть королевской крови. В идеальном случае он должен быть католиком, чтобы устроить ее, но не особенно ревностным, чтобы устроить ее подданных. Это трудная задача.
– Значит, идеальный кандидат должен быть католиком, который согласится, чтобы его сына воспитали в протестантской вере, – подытожил Мортон, который стоял рядом и все слышал. – Он должен быть королевской и благородной крови. Он должен быть здоровым физически и находиться в здравом уме. И предпочтительно он должен быть иностранцем.
– Примерно так, – согласил Мейтленд.
– А почему? – настаивал Мортон.
– Так Шотландия присоединится к самым великим державам Европы, и ее мощь возрастет…
– Здесь нет никого, кроме нас, – перебил Мортон. – Оставим хвастливые речи для простаков. Если она выйдет замуж за иностранного принца, то уплывет в Европу, присоединится к его двору и никогда не вернется в Шотландию. Тогда мы, лорды Конгрегации, сможем править, как собирались с самого начала. Мы будем делать это от имени маленького Джеймса, Роберта, Малькольма, или как она назовет своего сына.