Тайна Марухского ледника
Шрифт:
Над Гоначхирской поляной моросил дождь, когда машины с участниками будущего восхождения сворачивали с дороги к палаточному городку. Собственно, городка пока не было. Не было ни дыма костров, ни следов на влажной траве, ни сложенных в кучу рюкзаков. Были автобусы, на ветровых стеклах которых белели листы с надписями: Черкесский батальон... Зеленчукский батальон... Адыге-Хабльский... Урупский... Карачаевский... Хабезский... Малокарачаевский... Прикубанский... Были мокрые кустики собранной на последнем привале земляники и та особенная тишина, когда не слышишь ни мерного рокота близкой реки, ни резкого хлопанья дверей кабин, ни даже постукивания дизельной электростанции, спрятанной где-то за деревьями. Только тишина, созданная воображением: многие из нас знали и помнили, что именно здесь двадцать пять лет назад схлестнулись
– Валя... Дай воды, Валя...
Так думалось, так виделось в мыслях. И вдруг рядом раздается отчетливый, радостный и чуточку недоверчивый возглас:
– Валя?
Двое пристально смотрят друг на друга, еще не смея броситься в объятья. Годы никого не щадят, а тем более прошедших войну и вынесших на своих плечах нелегкое послевоенное время.
– Здравствуй!..
Они не виделись больше двадцати лет – бывшая медсестра партизанского отряда Валентина Ивановна Доценко и бывший пулеметчик отряда Федор Самойлович Томашенко. Оба приехали сюда с молодежно-комсомольскими батальонами, готовящимися в путь на Клухор. On – из станицы Зеленчукской, она – из аула Учкекен.
И они тут же начали вспоминать прошлое: “А помнишь?..” “Нет, а ты помнишь?..” Сейчас они там, в суровом сорок втором, где шестнадцатилетний сын Томашенко – Вася – подбирает с травы автомат убитого отцом гитлеровца, где первые побуревшие от крови бинты и первая могила товарища, первые боевые удачи и поражения. А вокруг незаметно собираются те, кто с войной знаком лишь по книжкам да кино, по скупым рассказам отцов и матерей да по музейным экспонатам. Шестеро туристов с Вильнюсского завода счетных машин протиснулись поближе. Спешит записать фамилии инженер Ирена Печелюнене и просит:
– Михаил Иванович Тарасенко, Я правильно назвала?
– А Харун Глоов здесь?– допытывается ее товарищ, мастер Ионас Желудков.
Эти шестеро, узнав о восхождении, решили присоединиться к юношам и девушкам Карачаево-Черкесии. И не только они. В этот же час в горах трое ленинградцев – экспедиция Института эволюционной физиологии Академии наук СССР – Андрей Попов, Владимир Мальчев и Александр Шик знакомились с ребятами из Черкесска. Двадцать пять парней, грея руки над костром, устало отвечали на вопросы научных работников. Устало и, пожалуй, неохотно. И те понимали их, не обижались.
Три дня провели эти парни на Клухорском перевале, куда послали их товарищи по работе с завода холодильного машиностроения. Там они собирали и устанавливали памятник, изготовленный на их же заводе по проекту молодого художника Николая Кузнецова. Детали памятника должен был доставить вертолет. Но погода стояла нелетная: дождь, град, густой туман, в котором черными призраками парили большие птицы. Тогда им дали двух лошадей. Но лошади оказались непривычными к вьючному грузу. И парни, промокшие до нитки, тащили на согнутых спинах мешки с песком и цементом – от Клухорских озер до самого перевала. Потом они вернулись в палатки и наскоро, без аппетита и без хлеба (дождь превратил хлеб в кашицу и пришлось скормить его лошадям) перекусили консервами. И снова ушли вверх, теперь уже таща на себе тяжелые плиты. Ежеминутно они рисковали оступиться с грузом, скатиться по твердому снежному насту, быть, наконец, раздавленными остроугольными глыбами обвала. Они то и дело менялись, но легче не становилось: от напряжения дрожали колени и немели мускулы, и было жарко на пронизывающем ветре.
В пятницу 18 августа они сгрудились под скалой, над которой вознесся памятник. Их памятник. С высокой скалы вонзился в туман обелиск. Рядом с ним проглядывались две мемориальные доски, оставленные школьниками Сочи и рабочими Сухуми. Ребята пошли вниз, но долго еще оборачивались, задирали головы и смотрели на свой обелиск, славящий героев...
Гоначхирская поляна была обжита через два часа после приезда автобусов. Десятки палаток и взлетающие в воздух волейбольные мячи, красные от едкого дыма глаза кашеваров
19 августа палаточный городок проснулся в пять утра. И начался поход батальонов к перевалу. Цепочка участников растянулась на несколько километров. Шли тут и жители Карачаево-Черкесии, и туристы из Ростова, Киева, Ленинграда, Москвы... К десяти часам они закончили марш через бесчисленное количество подъемов, осыпей, снежников и собрались возле обелиска, поставленного черкесскими ребятами. И снова, как в первый раз, на Марухском перевале был митинг, открытый Н. М. Лыжиным. Он предоставляет слово второму секретарю обкома КПСС У. Е. Темирову. Рассказав о героических боевых делах защитников Клухорского перевала, он предлагает почтить память павших на этом месте минутой молчания, которую сменяет залп салюта. Затем выступали ветераны с рассказами о друзьях, о трудных и славных битвах, а за ними – молодые, приносившие клятву верности идеям и надеждам отцов. Потом упало с обелиска покрывало и взорам тысяч людей открылись слова:
Ваша слава, герои, выше гор,Ваше мужество тверже гранита.Ниже этих слов перечислены части и подразделения, отстоявшие в августе – октябре 1942 года перевалы Кавказа. Первые букеты цветов, собранных в пути, ложатся к постаменту. Их так много, что они почти закрывают монумент. И опять батальоны вытягиваются в цепочку – по узкой кромке над Клухорскими озерами они отправляются в обратный путь...
К десяти часам утра 20 августа к Дому Советов в городе Карачаевске подошла колонна батальонов, вернувшихся с перевала. Никогда еще не был этот город таким многолюдным и таким молчаливым, как в этот день. На здании Дома Советов приспущены алые знамена, обрамленные черным крепом. В актовом зале пединститута на высоких постаментах установлены тринадцать гробов, в которых лежат останки наших воинов, лишь в это лето разысканных в горах участниками специальных экспедиций. В ледяных могилах пролежали они двадцать пять лет и вот теперь им суждено стать первыми, кто будет захоронен в братской могиле, отрытой на том месте, где заложен величественный памятник защитникам Кавказа.
10 часов 30 минут. Под траурные звуки военного оркестра из Дома Советов выносят гробы с останками героев. Несут их генералы и солдаты, ветераны боев, руководители партийных, советских, комсомольских и других общественных организаций. Рядом четким строем шагают солдаты почетного караула. Гробы с холмами живых цветов устанавливаются на лафете орудия и на автомашины. И грандиозная траурная процессия двинулась к поселку Орджоникидзевскому, на окраине которого сооружается памятник и мемориальный музей. Шли участники восхождения, шли тысячи и тысячи жителей Карачаевска и близлежащих аулов, сел и станиц. Казалось, что движется людское море, несущее на своих плечах ничем не измерянную тяжесть человеческого горя. У места захоронения траурная процессия остановилась. Отсюда открывается величественная панорама заоблачных ледяных хребтов. И тысячи людей, заполнивших склоны прилегающих гор, слушали траурный митинг, после окончания которого на могиле была установлена плита с надписью:
“Здесь покоятся останки участников обороны перевалов Кавказа, героически погибших в суровые годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.
Путник! Склони голову перед священным прахом павших бойцов!”
Памятью павших клянемся...
В ежедневной нашей почте по-прежнему много писем приходит от бывших участников событий на перевалах или от тех, кто находился тогда рядом, и хоть сам в боях не участвовал, но тяготы высокогорной жизни делил вместе с теми бойцами, что сражались на передовой. Нам кажется, что и о них правомерно рассказать здесь, потому что их скромный труд способствовал общей победе, а их сегодняшняя скромность заслуживает, быть может, и особого разговора, ибо является важнейшей чертой характера советского человека, не привыкшего к шумной славе, пусть даже действительно заслуженной.