Тайна масонской ложи
Шрифт:
До резиденции графа и графини де Бенавенте оставалось уже меньше сотни метров, и Хоакин с Марией Эмилией стали напряженно размышлять над тем, как бы им поделикатнее сообщить Фаустине и Франсиско о трагедии, которая произошла с их капелланом.
Граф встретил их на парадной лестнице. По его лицу было видно, что он сильно устал. На вопрос о том, как себя чувствует Фаустина, он с тревогой ответил, что она очень истощена — и физически, и морально.
— Ужасное событие, которое ей довелось пережить, подорвало ее природную силу. Она мне рассказала, что в тот жуткий день ей
— Мне жаль, но мы принесли еще одну плохую весть, Франсиско, — сказал Тревелес.
— Что еще могло случиться? — Граф посмотрел на Хоакина с отрешенным видом: его душевные силы были на исходе.
— Сегодня утром убили отца Парехаса.
— Что? — Франсиско, пораженный услышанной новостью, обессиленно опустился на стоявшее рядом кресло. — Этого не может быть…
— Нам пока известно только то, что перед смертью над ним жестоко издевались: ему изрезали все тело. Мне непонятно, кто мог совершить подобное зверство, потому что предыдущие преступления уже раскрыты, один масон убит, а второй арестован, цыгане сидят в тюрьме, из которой не убежишь. В общем, настоящая загадка.
— О Господи, я даже не знаю, как сообщить об этом Фаустине! Она обожала этого священника.
В глазах графа отразилась нестерпимая тоска. Хоакин, пытаясь подбодрить Франсиско, легонько похлопал его по ссутулившейся спине.
— Ты помнишь о тех странных символах, которые были вырезаны на ладонях убитой графини де Вальмохады? — Франсиско кивнул. — Точно такие же символы были вырезаны на ладонях вашего капеллана — а еще примерно в полутора десятках других мест на его теле.
— Несколько дней назад, — вмешалась Мария Эмилия, — твоя дочь Беатрис сказала мне, что эти символы могут быть крестами святого Варфоломея. Такими крестами древние христиане пытались защитить себя от дьявола…
— А когда именно она тебе об этом рассказала? — Франсиско вдруг вспомнил о бинтах, которыми были обмотаны ладони Беатрис в тот день, когда удалось спасти Фаустину.
— Во время похорон графини де Вальмохады…
— И сколько времени ты уже не виделась с Беатрис? — Графу припомнился и странный ответ Беатрис на его вопрос об этих бинтах.
— С тех самых пор я ее и не видела. — Мария Эмилия хорошо знала Франсиско и догадалась, что у него в голове вертится какая-то мысль. — Ты заметил в Беатрис что-то такое, что привлекло твое внимание?
— Да. Ее руки.
— А что у нее было с руками? — поинтересовался Тревелес.
— В тот день, когда вы спасли Фаустину, ладони у Беатрис были перебинтованы, и, когда я спросил ее, что с ней случилось, она ответила, что ничего особенного, а дальше произнесла фразу, смысл которой я не понял: она сказала, что пыталась себя защитить.
— Может, она скрывала под бинтами как раз порезы в виде крестов, о которых она мне рассказывала? — взволнованно спросила Мария Эмилия.
— Не знаю. Но сегодня на ее руках бинтов уже не было. Я обратил на это внимание, когда она к нам пришла.
— Она была у вас?
Мария Эмилия почему-то не на шутку перепугалась.
— Она и сейчас здесь. Разговаривает со своей матерью. А еще с ней ее любимая служанка.
— Ради Бога, Франсиско, немедленно пойдем к ней! — Мария Эмилия вскочила с кресла, на котором сидела.
— Но что произошло? Я вас не понимаю…
— Нам нужно с ней срочно поговорить, — вмешался Тревелес. — А иначе может произойти нечто ужасное.
Они все втроем побежали вверх по лестнице к спальне Фаустины. Тревелес, бежавший первым, мысленно молился о том, чтобы их подозрения не подтвердились.
Дверь спальни была закрыта изнутри. Они несколько раз постучали, но никакого ответа не последовало. Тревелес попросил Марию Эмилию отойти немного в сторону: он решил попытаться вышибить дверь. К его усилиям присоединился Франсиско, и после третьей попытки дверь не выдержала. Влетев по инерции в комнату, оба мужчины тут же замерли на месте: их ошеломила сцена, которую они увидели.
— Не двигайтесь, или я ее убью!
Это был голос Беатрис. Она стояла на коленях за спиной сидевшей на кровати болезненно бледной Фаустины, прижав острие кинжала к ее груди. Рядом с ними находилась Амалия, которая еще одним кинжалом — поменьше — вырезала на коже графини перевернутые кресты.
— Беатрис! — гневно воскликнул Франсиско и решительно направился к кровати.
— Отец, еще один шаг — и я проткну ее кинжалом. Я никому не позволю помешать мне.
Он надавила кинжалом на кожу Фаустины, и от его кончика тут же побежала тоненькая струйка крови.
— Не трогайте ее, пусть сделает то, что задумала! — Графиня повернула голову и встретила ледяной взгляд Беатрис. — Если это сделает тебя счастливой, убей меня, девочка моя. — Графиня схватила свободную руку Беатрис и прижала ее сжатый кулак к своей груди.
— Еще не время… — сказала в ответ Беатрис. — Сначала я хочу, чтобы меня выслушали — и ты, и все остальные. Последние слова, которые ты услышишь в своей жизни, скажу я.
— Я не допущу, чтобы опять пролилась кровь, — вмешался Хоакин. — Беатрис, тебе мало того, что ты сделала с отцом Парехасом и графиней де Вальмохадой?
Тревелес решил открыть Фаустине истинное лицо ее дочери, завязать об этом разговор, а там, может, Беатрис на пару секунд отвлечется, и эти секунды станут единственным шансом алькальда. Тогда он внезапно набросится на нее и не позволит ей осуществить свои преступные намерения.
— А что случилось с отцом Парехасом? — спросила Фаустина.
Слова Тревелеса о капеллане вызвали у нее обеспокоенность даже вопреки той острой физической боли, которую она сейчас испытывала из-за старых ран и порезов, сделанных Амалией на ее руках и ногах. Ее мучила и не менее острая душевная боль, вызванная осознанием того, в какое чудовище превратилась ее приемная дочь Беатрис.