Тайна мертвой планеты
Шрифт:
— Ну как? Нравлюсь?
— Бегом!
Алиса повернулась спиной, наклонилась и стянула комбез с ног, виляя задом.
Эликс хмыкнула, увидев на ней красное кружевное белье.
— Серьезно? Красное? Марск натягивая тебя, представляет, что трахает в твоем лице весь коммунизм?
— Ага… И коммунизм ему подмахивает, чтобы входил поглубже — Алиса шагнула к ней, покачивая бедрами. — Все остальное тоже снимать?
— Не обязательно.
Эликс скользнула по ней взглядом. Алиса была чуть ниже, стройнее и тоньше в бедрах. Но в основном их было не отличить.
—
— Где?
Алиса повернула голову и тут же рухнула на пол от удара в висок.
Эликс снова замотала ей руки, оттащила в угол, привязала к торчащему из стены кронштейну и заклеила рот.
После чего подняла комбез и начала одеваться.
* * *
— … Если кого пропустишь, лично шкуру спущу. Усёк?
— Так точно, сэр!
— Даже если нарисуется сам господь бог. Два раза предупреждаешь. Потом стреляешь на поражение. Ни одна мышь не должна проскочить в Железный круг.
— Не проскочит, сэр!
Лейтенант Кыш с сомнением оглядел застывшего перед ним рядового. Худой, лопоухий. В выпученных глазах тупость и желание услужить, унаследованное от десятка поколений рабов и плебеев.
— Так держать, солдат. Справишься, получишь благодарность от полковника. И цветочную шлюшку на ночь в единоличное пользование. А может и новую лычку на рукав.
Это вряд ли. Скорее Сукерблюм отпишет бомжу все свои триллионы.
Но в водянистых буркалах мелькает надежда. Солдатик верит в чудеса и сказки. Верит, что полковник обратит на него внимание. Верит, что с вершины спустится к нему сочная краля и раздвинет перед ним ноги. И даже в то, что за одиночный пост у забытого всеми прохода ему дадут капрала, а то и целого сержанта, тоже верит. Дебил.
В Железный круг вело штук пятьдесят проходов, и про добрую половину из них не помнили даже архивариусы. Это был один из них. Здесь и мышей не ожидалось, не то, что сбежавшей от Хозяев шлюхи.
— Если кого увидишь, докладывай напрямую мне.
— Так точно, сэр!
Моноцикл взвыл, и лейтенант Кыш укатил в темноту тоннеля.
Рядовой Робски выдохнул и перестал пучить глаза.
Благодарность полковника. Обычно к ней прилагается увольнительная и десяток биткоэнов на пиво с чипсами. А если еще и цветочная гурия в придачу… Робски видел их только в роликах для расслабона. Да один раз издалека, когда первому взводу подарили такую на ночь за успех на учениях. Вся рота тогда не спала, слушая звуки из казармы первачей и представляя, что они там с ней делают.
Что касается лычки капрала, то это конечно вряд ли. Робски не дурак. Он понимает, что у капралов есть свои дети. И у сержантов тоже. И что не сыну бомжа и внуку батрака разевать рот на чужое наследство. Бывали конечно случаи…
Сзади послышался скрип и какой-то шорох.
— Кто здесь? — петушиным фальцетом вскрикнул Робски, вскидывая лазерган.
Никого. Пустой тоннель. Только дальше по обеим сторонам тьма и не зги не видно. Да узкая щель прохода в Железный круг чернеет в стене и засасывает взгляд, как дыра в преисподнюю. Говорят, в Железном круге можно делать всё, что взбредет в голову. Никаких законов. Никаких ограничений. Только сила.
Какая-то тень шевельнулась во мраке.
— Ни с места! Стреляю!
Тень медленно брела к нему, подволакивая ногу.
В голове у Робски промелькнули россказни о тоннельных упырях и монстрах, которыми пугают салаг старослужащие.
Монстр приближался. Уже можно было различить красный облегающий комбинезон с черными вставками уплотнителей, всклокоченные светлые волосы.
— Последнее предупреждение! — крикнул Робски, щупая дрожащими пальцами планку предохранителя.
— Помогите… — прохрипел монстр и рухнул на землю.
Баба.
Робски двинулся к ней мелкими шажками, вскинув лазерган и глядя через оптику.
Баба копошилась, пытаясь подняться. Ее комбез был разорван и свисал лохмотьями. Сквозь прорехи белела голая кожа. Робски сглотнул, разглядев практически полностью обнаженное гладкое бедро. Сразу вспомнилась болтовня бывалых о том, что делать, если ты в патруле и тебе попадается потерпевшая девка. «Руки за спину, наручники. Рот заткнул, чтоб не орала. Берешь и пользуешься. От нее не убудет. Все равно уже изнасиловали не по разу. А тебе в кайф. Какого хрена ты должен упускать шанс вдуть не куда обычно, а куда надо?»
Баба застонала, напрягла руки и с трудом встала на колени, выпятив зад. Прорехи разошлись еще больше, и у Робски все поплыло перед глазами. Лилейно-белая, сочная, упругая задница притягивала, как магнит.
Робски воровато огляделся, закинул лазерган за спину, и уже решил было пристроиться к бабе сзади, когда она не удержалась и повалилась на спину, раскинув и согнув в коленях ноги. Робски чуть было сознание не потерял. Там ее не прикрывали даже лохмотья. Он видел это впервые в жизни.
Робски сам не понял, как, но через мгновение уже лежал на бабе, всем весом придавливая ее к земле, бормотал какие-то глупости и гремел амуницией, пытаясь одной рукой спустить с себя штаны. В голове вертелась история его приятеля, рядового Бздышека, который каждый вечер перед отбоем фантазировал о фигуристых телках, расписывал в красках, как будет их пялить, а погиб случайно, так никому и не присунув. Робски тогда поклялся, что не умрет девственником.
Баба не сопротивлялась. Робски заполз на нее повыше и оторопел, столкнувшись с насмешливым взглядом зеленых глаз.
Это была Она. Его Богиня. Наложница Галактиона Марска. Он видел ее однажды, когда стоял в охране ратуши. Марск тогда приехал к бургомистру с толпой шлюх и холопов. Она сверкала как звезда на фоне серой массы. Поговаривали, что она сбежала от коммуняк, которые хотели запереть ее в «гулаге» и принудить обслуживать чекистов. С тех пор Робски не мог ее забыть.
И еще он вдруг понял, что утренняя ориентировка тоже была на нее.
Это было странно. Наложницы Хозяев были неприкасаемыми. Робски замер, пытаясь понять, почему утром не узнал ее, увидев на экране брифинг-зала. А когда понял, почувствовал ее руки у себя на затылке.