Тайна моего двойника
Шрифт:
— Кто? — невинно поинтересовался Игорь, прекрасно понимая, о ком идет речь.
— Василий Константинович.
— Малыш, между патриотами и националистами есть большая разница…
Оля перебила:
— Именно поэтому я и спрашиваю. Патриотическое общество — ладно, куда не шло, слегка впадает в крайности, но не без пользы для исправления национального самосознания. Но…
Игорь посмотрел на нее удивленно.
— Я не знал, что владеешь подобными понятиями.
— Ну вот теперь знаешь, — усмехнулась
Василий Константинович был не просто антисемитом. Он был воинствующим антисемитом, и еще много «анти» — кем. Список был длинен и Игорь частенько думал, что дорвись Василий Константинович до власти, в стране могут начаться погромы. Причем громить будут не только инородцев, но и инакомыслящих…
Но до власти он не дорвется, Игорь ему не позволит. До Думы — да, а дальше — нет. А без помощи Игоря — Василий Константинович никто. Ни деньги, ни дружбанство с сильными мира сего не помогут ему добиться успеха без главной составляющей политического успеха: без электората, без голосов избирателей. А голоса — это Игорь. Только он умел объяснить, привлечь, завуалировать одно и сделать нажим на другое так, что люди начинали видеть именно в этой политической фигуре залог спасения страны, руку, способную навести порядок, сохранив при этом демократию и даже ускорив ее продвижение, особенно в экономической области. Область сия трогала души избирателей больше всего: обещанный кусок хлеба с маслом, к которому непременно должен был, рукою их политического избранника, приложиться еще кусок колбасы и смутно намекалась в дополнение и икра — эта перспектива была самой заманчивой и для Василия Константиновича — беспроигрышной.
— Ну, не более чем все, — ответил Игорь. — Обычный бытовой антисемитизм.
— Терпеть не могу это «все»! Меня «все» не интересуют! Если эти «все» водку пьют не просыхая и воруют, то это не значит, что так и надо делать! И что мы должны с такими людьми общаться!
— Пионерка ты моя!
— Игорь, это неинтеллигентно — быть антисемитом, это не…
Оля аж задохнулась от негодования.
Игорь усмехнулся. Скажи Васе, что он неинтеллигентный человек — вот уж он посмеется! Такие категории в его умственном обиходе не существуют. Для Василия Константиновича мир устроен четко и просто: есть цель, есть дело, и хорош тот, кто умеет идти к цели и делать дело. Все остальное чушь, розовая вода, выдумки писателей, которые годятся только на то, чтобы держать народ, в зависимости от социальной прослойки, в узде совестливости, или представлений о порядочности, или интеллигентности… А нынче Васе весьма на руку, что религия возвращается: инструмент получше и посильнее, чтобы тот же народ держать в нужных рамках. И Вася уже им пользуется вовсю: в церковь ходит сам и всех «своих» заставляет — чтобы народ видел; разглагольствует о религии и богобоязненной народной душе, о традициях и национальных корнях …
Игорь в церковь не ходит — он вообще среди всех них на особом положении, совершенно независимом: мыслительный центр, интеллектуальное достояние партии; но эти тексты про русскую душу ему Игорь пишет. Что ж, каждому свое. Игорь на чужое поле не суется, чужими проблемами порядочности не занимается. Каждый решает их для себя, самостоятельно, и если уж что неинтеллигентно — так это соваться со своими нравоучениями и, тем более, осуждениями, пусть даже и не высказанными. Какое ему дело? Он не судья. Даже Господь Бог сказал: не судите, да не судимы будете. Что-что, а уж Библию он изучил — один из самых первых его рабочих инструментов, которым он широко пользуется. В Библии есть всё на все случаи жизни, и Игорь всегда найдет подходящую для их с Васей случая цитату. А им подходит все, что касается любви, смирения, самоотречения и веры. Ну, а то, что в Библии им не подходит — так упоминать необязательно! В своих речах для Васи он не станет цитировать: «не сотвори себе кумира»…
Религиозный уклон в сочетании с идеей порядка и мгновенного восстановления экономики действовали безотказно. Избиратели присоединялись пачками. Намек на предстоящую чистку страны от инородцев и иностранцев Вася подпускал в свои речи сам, по своей инициативе. На самом деле, Вася лично не имел ничего против ни евреев, ни прочих инородцев, охотно пользовался их услугами и помощью и, если и избегал открытого общения с ними, то только ради соответствия провозглашаемых идей с образом своей жизни. Однако, эта анти-пропаганда была мощным оружием для сплочения своих политических поклонников, превращения их в агрессивную стаю: как в мире уголовном, так и в прочих, вполне цивильных мирах дружить надо непременно против кого-то. Только таким образом, чувствуя враждебность (пусть и внушенную, какая разница!) по отношению к себе со стороны всяких ино-родцев и инако-мыслящих, политические сторонники превращаются единомышленников, группа симпатизирующих и разделяющих убеждения — превращается в партию.
Но этого Оле не объяснишь. Мала и наивна. Милая славная девочка, умничка, хороший чистый человечек, красулечка, сладкий домашний котеночек — она не просто не зрелая, она никогда и не дозреет до понимания этих вещей. Вот стоит, ждет ответа, синие глазки округлились, пухлые губки поджались — ох какая суровая!
— Я и не знал, что ты себя причисляешь к интеллигенции, — насмешливо сказал Игорь.
Он нарочно так грубо ответил ей. Оля действительно не принадлежала к этой среде, если говорить о среде, и слава Богу, надо сказать — Игорь среду эту не то, чтобы не любил, но смотрел на нее с большой иронией, отчетливо видя за страстью к красивым и интеллектуальным рассуждениям все те же человеческие слабости, те же низменные движения души, которые ничуть не исправились от приобщения к большой культуре… Эти небрежно бросаемые в разговорах интеллектуальные понятия служили им чем-то вроде лэйбла на джинсах, марки, по которым они узнавали друг друга, опознавали принадлежность к клану избранных, которым эти марки доступны. Но, как известно, ни одна еще фирменная вещь не исправила природных недостатков фигуры, не прибавила красоты лицу…
Однако Оля не знала эту среду, опыта у нее было маловато, чтобы все это понимать, встречи с людьми творческими вызывали в ней восхищение и для нее слово «интеллигентный» было несомненным комплиментом. И Игорь знал, что обидит ее своей репликой. Но это ерунда, комариный укус — ему просто надо уйти от темы.
Оля не замедлила обидеться.
— По-твоему, интеллигентность раздается, как посты, по блату? — взвилась она. — На должность интеллигента назначаются, что ли? Это, если тебе подобная мысль не приходила в голову, — внутри тебя, это твоя личная культура, которая всегда с тобой, а уж где ты ее принял, где ты сумел ее вобрать — не имеет никакого значения! Все, чему меня научила моя мама и моя учительница литературы, все, что дали мне книги — это та самая культура, которая выражается не в умении красиво рассуждать на интеллектуальные темы — тут я с тобой тягаться не стану, — а во взгляде на вещи!
— Уф-уф, ну ты меня просто положила на лопатки! Я и не знал, что ты у меня такой философ…
— Так вот, — продолжала она, разгорячившись, — это не умно, не справедливо, не интеллигентно и не культурно — быть анти-кто-угодно. А еще хуже — делать свое «анти» смыслом своей политики и вбивать эту гадость в голову «всех», у которых свои мозги никогда не работали и уже не будут.
Игорь улыбнулся.
— Ты такая хорошенькая становишься, когда злишься! Разрумянилась вся, глаза блестят…